Николь — красивое имя, но совершенно ей не подходит. В свои двадцать пять, она выглядит подростком, едва дотягивая до восемнадцати. Но это только кажется. Грудной голос с хрипотцой, словно прокуренный и острый умный взгляд, ставит все на свои места. Теперь перед тобой не пацанка, с короткой стрижкой и пирсингом в носу, а та еще заноза. Своих Николь не трогает, и даже наоборот — готова грудью встать на защиту, пусть даже и нулевкой.

— Ник, я сейчас еще немного и пойду девочкам помогать, — виновато улыбаюсь.

— Да, там без тебя уже все нормально! — машет рукой. — Сейчас все контролируют братья Клим и Влад. Мелочь по струнке ходит и поет хором про голубой вагон.

Мы обе рассмеялись, представив это. Она издавала каркающие звуки, я подтянулась не удержавшись. Все же нет ничего заразней чужого смеха.

— Ржете? — появляется Марина, переводя на нас взгляд.

Я уже не могу, живот болит. Ника продолжает «каркать», утирая слезы. Маринка прыснула и тоже завалилась к нам на диван. До хрюканья дошло, сил больше нет. Хочется затолкать Николь под диван, чтобы перестала… Маринка первая пытается вылезти из «дурдома» отползая к двери и держась одной рукой за живот, второй — за косяк.

— Не понял?! Вы чего тут прячетесь? Там мороженое дети просят! — раздается голос, от которого мы все замираем с вытянутыми лицами.

Хорошо, я спиной стояла…

7. 7. Это просто совпадение?

Сердце ускоряет свой бег. Ноги становятся ватными. Вдох-выдох. «Спокойно, Стася! Он не сможет тебя узнать!» — медленно поворачиваюсь и даже могу криво улыбнуться. Чтобы губа не дергалась, выдавая неожиданную мимику, прикусываю ее, а затем делаю «чпок» губами. Всегда так делаю, пытаясь взять себя в руки при волнении.

— Сейчас мы все принесем, — уже обретаю речевую функцию и шевелю языком.

Карие глаза впиваются в мое лицо. Клим поднимает одну бровь. На лбу появляется гармошка, будто он пытается что-то понять. «Ой, не нравится мне это!» — начинаю пятиться назад, снова разворачиваюсь спиной и хватаюсь за чашку, чтобы налить себе воды. С одной стороны, я действительно хочу пить, с другой — глаза б мои его не видели! До чего же мир тесен! Какого палисадника Касимовым здесь нужно?

«Это просто совпадение. Они пришли на детский праздник. Нужно немного потерпеть», — успокаиваю себя.

— Можно мне тоже водички? — раздается совсем рядом, почти у самого уха.

Вздрагиваю, едва не выронив свою чашку из рук и подпрыгнув на месте.

— Вас не научили к людям не подкрадываться? — возмущенно фыркаю, уже злясь не на шутку. Натыкаюсь на его лицо. Вот, прямо передо мной — его лицо… Так близко, что вижу как зрачок сужается и раздуваются ноздри.

«Он меня нюхает, что ли?!» — застываю мышью, которая решает прикинуться интерьером, частью пейзажа, просто невидимой и неслышимой.

— Пахнешь чем? — совсем близко наклонился, откровенно сопя носом у моей щеки.

Вдавливаю голову в плечи:

— Конфетку ела, — оправдываюсь, краснея до кончиков ушей.

Конфетка тут лежала одинокая, всеми покинутая, значит — ничья. Стася любит сладкое, есть такой грешок. Ж-жалко ему что ли? Ж-жмот!

— Ваша вода! — протягиваю стакан.

Рука немного трясется. Вода в стакане рябью. Что-то не так между нами. Получаю разряд, передавая стакан. Отскакиваю в сторону, шарахнувшись. А ведь всего лишь коснулся на долю секунды запястьем. Пьет, не отводя глаз. Мне бы сбежать, да ноги отняло опять. Чертовщина просто! Как такое возможно? Совершенно трезво мыслишь, а тело тебя не слушается. Завороженно смотрю, как дергается кадык, издавая звуки глотания.

— Давно здесь работаешь, Карина? — его густые ресницы дрогнули и глаза опустились на бейдж, затем вернулись снова на мое лицо.