И вот за этого старого извращенца Стасю замуж? Да я на столько не натворила еще! За что такая жестокость? — хочется разреветься. Так и шмыгала носом, ненавидя себя за беспомощность, ну и весь мир…
— Извините, можно я здесь пыль протру? — раздается тонкий голосок.
Перевожу взгляд в сторону звука. Хочется протереть глаза, что не сплю. Девушка тоже застыла с открытым ртом. Если ее перекрасить в каштановый цвет с золотистым отливом, то это вылитая я!
— Ты кто? — прищуриваюсь, разглядывая внимательно блондинистого двойника.
— Карина, — она подходит ближе и с детским любопытством на лице меня рассматривает.
— А я — Стася! — начинаю скалиться от мысли, сложившейся в голове.
2. 2. План побега
Находилась куча причин, почему я не хотела выписываться из больницы, ведь хромать можно и дома. Диана, посвященная в мой безумный план, потихоньку натаскивала мне вещи из дома, под предлогом: «это сейчас Стасе нужно». Нужных вещей накопилась целая сумка, спрятанная под кроватью.
— Все запомнила? — мы застыли с Кариной друг напротив друга, держа в руках паспорта.
Только что состоялся обмен, и было немного не по себе. Уговорить провинциальную девочку, не мечтавшую о таких возможностях — труда не составило. Мы обе подписали расписку примерно такого содержания:
«Я, Станислава Лебедева, обязуюсь бережно относиться к документам Карины Голубь. Обязуюсь не совершать противоправных действий под ее именем и не совершать никаких сделок без ее ведома, требующих государственной регистрации».
Карина получала приличную сумму наличными для путешествий по матушке России. Оговорено было, что никаких счетов в банке не открывает, чтобы не засветиться. «Я бы тоже согласилась» — вздыхаю, глядя вслед уходящей «себя». Еще раз смотрю в зеркало. Блондинкой мне тоже идет. Не идет белый халат санитарки, пахнущий белизной, с кое-где непонятными пятнами. Заметно, что великоват по размеру… Бесит!
— Карина! — полная медсестра пробасила, открыв двери. — Убрала тут? Иди, там, в шестнадцатой, надо утку поменять больному.
«Чего?» — у меня аж рот открылся. Вылупив глаза на Зинаиду, если я правильно помню ее имя, прошипела:
— Я увольняюсь!
— Тебе еще два дня отрабатывать! Забыла? Только тогда отдадут трудовую…
Попадос! Стася, это залет! Два дня драить полы и убираться за лежачими пациентами. Черт! Я никогда тряпки в руках не держала — брезгливо смотрю на доисторическое алюминиевое ведро и швабру. Ладно, хоть перчатки прилагаются, да и те уже бывшие в употреблении.
— Кариша, — скрипит дед под капельницей, — возьми там яблочко на тумбочке. Я-то разжевать не могу, — вздыхает.
Эм?! Кошусь на зеленое яблоко и елозю шваброй по полу, оставляя разводы.
— Хотите, я его на терке натру, — блин, не ожидала от себя. Сама в шоке.
Дед отказался, прослезившись, что я такая хорошая девушка… Вот кому-то жена прекрасная достанется. «Угу, жена!» — грызу яблоко, забравшись на подоконник и свесив ноги. Дед вспоминает свою первую и единственную любовь, которая ушла без него в мир иной, оставив его тут одного…
А у меня подгорает. Данька — пес блудливый. Мы ведь с ним третий год вместе. Задвигал мне про чувства… кисой своей называл, эсэмэски красивые слал, собака сутулая. Прав был отец, как ни прискорбно это принимать. Ошиблась я в Дане. Мы с Дианкой такого нарыли — волосы дыбом. Были звоночки. Были. Только верила про его загулы с друзьями «мы только мальчишками», верила про сильную занятость. Зачем я ему вообще была нужна? Интим у него, судя по докладам, был регулярный и без меня. Добивался Данька моего расположения долго — почти три месяца хороводил вокруг с бубном и танцами, букетами цветов… красивыми жестами. У бывшего парня не такая богатая семья, как у меня. Отец — адвокат, а мама где-то бухгалтером в офисе… Эх, умны мы только задними числами. Ничего не исправишь теперь. Остается только сделать выводы и жить дальше, сохраняя в памяти печальный опыт.