— Да вот, свадьба намечается...

Белёсые брови моего визави взлетают вверх:

— Решила дать от ворот поворот своему престарелому муженьку? Правильно! Давно пора! Помню я вашу свадебку — весь Олимп был в шоке: богиня Весны — за царя Подземного мира.

Морщусь:

— Хорошо, что Аид тебя не слышит. Но ещё раз назовёшь моего мужа «престарелым», я за себя не ручаюсь.

Уж не знаю, что там такое мелькает в моих глазах, но Гименей весь подбирается и примирительно вскидывает руки:

— Договорились, — и переключается на более животрепещущий вопрос: — Так что за свадьба?

— Прометея и Афины. Поженишь их?

Гименей аж присвистывает:

— А молнию не схлопочу? У меня ещё пять эфиров в этом месяце — не хотелось бы пропустить.

— Не волнуйся, Зевса не будет. Скромная церемония, только для своих.

На красивое лицо Гименея наползает уныние:

— Эх, я начинаю скучать по Олимпу. Вот где был размах! Если кто-то женится — небо несколько дней дрожит. Пьяные боги на землю валятся. Хариты стирают ноги в плясках. Вакханки срывают голос, распевая «Непристойные застольные». Вот то была жизнь!

Почему-то мне кажется: воспоминания у нашего покровителя брака плотно перемешались с представлениями о небожителях земных масс-медиа.

Но свои опасения не высказываю.

— Значит, ждать тебя?

— Когда и где?

— Завтра в семь. В столовой института ядерной физики.

— Оу, — тянет он. — Такой экзотической свадьбы у меня ещё не было. А теперь, — вскакивает, — я должен спешить, бежать, лететь. Дела, дела, Персефона.

И исчезает в платиново-золотом вихре.

Я ещё несколько минут смотрю на стул, где недавно сидел бог брака, и думаю: как меняет нас всех жизнь среди смертных. Или это всё-таки мы, живя бок о бок с ними, передвигаясь по одним и тем же улицам, обедая в одинаковых кафе, незримо меняем их?

Но долго размышлять некогда: мне ещё собирать для Афины букет. А значит нужно ехать на оптовую базу, чтобы отобрать самые свежие и красивые цветы.

Букет моей лучшей подруги должен быть самым красивым. Я никому его не доверю.

***

Свадьба действительно очень скромная и, к тому же, несколько печальная. Гефест сидит, устремив взгляд вдаль, и только пьёт, не закусывая. Из-за чего лоб Прометея нет-нет, да и пересекает морщинка: переживает за друга, понимая, как тому тяжко любоваться на чьё-то счастье, когда собственная жена пропала.

Геракл, пришедший на праздник, по его словам, «приглядывать за дочуркой», тоже печален. Видимо, тоже вспоминает свою свадьбу с Гебой. А Макария ещё и подливает масло в огонь, прилюдно обнимая Загрея. Ох и высыплю обоим, когда домой вернёмся!

Снова переключаюсь на понурого Гефеста и думаю: наверное, лучше, что Афродиты здесь нет. Она бы оттягивала всё внимание на себя. А главной на этом вечере должна быть только Афина. И она царит: гордая, прекрасная, сияющая. В белом с серебром хитоне, с эдельвейсами в каштановых волосах. Мой бело-серо-сиреневый букет очень под стать её собранной, чистой, глубокой натуре .

Прометей не сводит с неё глаз, а я чувствую, как счастье за близких и дорогих людей переполняет меня.

Гименей уже провёл церемонию и умчался со словами: «Эфир! Опаздываю». Теперь Тей и Афина — законные муж и жена. Считается, что узы, которыми связывает влюблённых сам Гименей — вон они, красными ленточками мелькают у них на запястьях — нерушимы. Возможно, и так. Хотя даже они не становились на Олимпе препятствием для многочисленных измен.

Но здесь не Олимп. Как шутят ребята, простые смертные, приглашённые на этот праздник: физики-ядерщики самые стабильные. И, глядя на тихий тёплый свет в голубых глазах Прометея, я соглашаюсь с ними.