Ронан сказал:

– Мама хотела бы, чтобы ты старался.

На мгновение лицо Мэтью омрачилось. Ронану позволялось вспоминать Аврору, потому что все они знали: Ронан любил ее так же сильно, как Мэтью. А Диклан, чья любовь была полна сомнений и несовершенна, просто не мог.

– Я же стараюсь, – ответил Мэтью.

У Ронана загудел телефон. Он немедленно схватил его; это могло означать только одного человека – Адама Пэрриша. Пару минут Ронан очень внимательно слушал, а потом тихо, чуть слышно, непривычным голосом, произнес:

– Alter idem.

И убрал телефон.

Диклан решил, что все это тревожно, а Мэтью спросил с бодрым любопытством:

– Почему ты не сказал просто «я тебя люблю»?

Ронан прорычал:

– А почему у тебя буррито на рубашке, а не во рту?

Мэттью, ничуть не смутившись, смахнул с одежды кусочек салата.

У Диклана были смешанные чувства по поводу Адама Пэрриша. Он ни за что бы не сказал человеку, с которым встречался, правду о семье Линчей; знать об этом было слишком опасно для того, с кем имеешь шанс расстаться. Но Адам знал все, потому что некоторые вещи видел лично – и потому что Ронан всем с ним делился. Поэтому, теоретически, этот роман был слабым звеном.

Но Адам Пэрриш также был осторожен, расчетлив, амбициозен, неотрывно сосредоточен на перспективе, а потому оказывал на Ронана хорошее влияние. И достаточно было провести с ними двоими хоть минуту, чтобы понять, что он сильно вкладывался в Ронана. Поэтому, теоретически, по части безопасности Адам был, скорее, положительным фактором, чем отрицательным.

«Если он не бросит Ронана».

Диклан не знал, в какой момент терпение Адама Пэрриша закончится.

Не то чтобы Адам, впрочем, был особо откровенным, даже если сейчас он таковым притворялся.

Братья Линч добрались до любимого места Мэтью, смотровой площадки номер один. Крепкий многоярусный настил нависал над рекой, огибая валуны, размером больше человеческого роста. Проворный человек мог вскарабкаться прямо на камни, чтобы насладиться зрелищем. Мэтью всегда предпочитал этот вариант.

День шел, как всегда. Мэтью сунул обертку от буррито Диклану. Уродливая шляпа свалилась у младшего Линча с головы, но он, казалось, не заметил этого – он скакал по камням, стараясь залезть как можно выше и подобраться как можно ближе.

Словно зачарованный.

Потомак был здесь беспокойным, быстрым, широким. Облокотившись на перила, Мэтью закрыл глаза и втянул воздух полной грудью, как будто до сих пор ему не хватало кислорода. Его лоб расслабился от напряжения, которое раньше оставалось незамеченным. Ангельские локоны трепались от речного ветра, обрисовывая профиль не ребенка, но юноши.

– Мэтью… – начал Диклан и замолчал.

Мэтью не слышал. Водопады держали его в своей власти.

Прошло немало времени, прежде чем Ронан тихо выдохнул «блин».

Действительно, это было зловеще – их в норме оживленный брат, превратившийся в зачарованного принца. Мэтью не отличался любовью к раздумьям, и было странно видеть, как он стоит, закрыв глаза и блуждая мыслями где-то. Чем больше времени проходило, тем тревожней становилось остальным. Пять минут, десять, пятнадцать… это довольно долгое ожидание, но в целом ничего странного. Час, два, три – уже другое дело. От этого волосы встают дыбом. Диклан подумал: становится всё очевиднее, кто такой Мэтью на самом деле – человек, чье существование зависит от Ронана и, возможно, еще от чего-то за пределами реальности. Что давало Ронану силу? Что дало силу Ниаллу? Что-то связанное с этой бурливой рекой.

Казалось, Мэтью вот-вот должен был всё понять.

Ронан втянул воздух сквозь зубы и медленно выдохнул носом – такое знакомое действие, что Диклан мог определить его по звуку. Затем Ронан спросил: