Грейуорен. Ронан стал ближе к разгадке этого слова, чем когда-либо прежде. Что-то в этом огромном пространстве, в том, чтобы смотреть на мир через живительные магниты…

– Спираль сужается, закручиваясь, как раковина улитки, но в игре еще остались свободные квадраты для прыжка. Прыжок, прыжок, прыжок, и ты в центре. Эта игра… – Брайд замолчал, скривив губы, от чего его лицо приняло несчастное выражение. Отвернувшись, он прошептал:

– Даже свет здесь издает шум.

Мэтью часто заморгал. Его глаза заблестели.

– Диклан, – хныкнул он. Сложно сказать, расстроило его, что Брайд забирает энергию его магнита, или что мужчина на больничной койке выглядит таким опустошенным. В конце концов, у него было столько же общего с Брайдом, как и с Дикланом.

– Ответь мне, Брайд, – потребовал Диклан. – Не говори загадками. Что не так с Ронаном?

– Все просто. Он намного сложнее устроен, чем я. Что от меня требовалось? Сделать все это стоящим для него. А что должен был сделать он? Гораздо больше. – Брайд взглянул на Мэтью. – Что ты чувствуешь?

– Я хочу домой, – прошептал мальчик старшему брату.

Прости, – сказал Ронан сновидцу, привязанному к кровати, но его голос по-прежнему никто не слышал.

– Я ничего не чувствую, – проговорил Брайд.

Свет погас. Диклан отвернулся, не проронив больше ни слова. Когда дверной замок снова лязгнул, закрывшись за спинами братьев Линч, Брайд сглотнул и уставился в темный потолок.

Ронан не хотел оставлять бывшего наставника здесь в одиночестве. Он начинал понимать, что, создав Брайда, обрек его на жизнь в аду, в мире, который он был призван ненавидеть. Ронан не наделил его ни толикой оптимизма, ни элементарным умением радоваться. Так что Брайду предстояло самостоятельно научиться испытывать счастье, уже оказавшись наяву.

Впрочем, вряд ли он чему-либо научится, запертый в палате и привязанный к кровати.

Ронана вытолкнуло из комнаты ровно в тот момент, когда Брайд заснул.

Живительный магнит Мэтью увлек его в другой больничный коридор, где Диклан вновь изучил поздравительную открытку. На этот раз, просто сверяя номер комнаты, код доступа не требовался. Ронан ощутил нестерпимую, мучительную жажду, исходящую от того, кто ждал их по другую сторону двери, на которой рядом с номером красовалась табличка: «Джон Доу». Всем известное прозвище неизвестного пациента или жертвы.

Мэтью обхватил себя руками.

– Можно я подожду тебя в машине?

– Не суетись, ради бога, – ответил Диклан, поворачивая дверную ручку. Но Мэтью нервничал, и Ронан тоже. Он также не желал заходить в эту комнату. В глубине души он уже знал, что находится по ту сторону двери. Просто не хотел, чтобы это стало правдой.

Диклан распахнул дверь, открывая взору внутреннее убранство комнаты. Обитатель этой палаты тоже спал.

Им оказался Ронан Линч.

Эй, проснись и пой.

– Значит, вы воровка, – сказала Сара Мачковски. – Так получается? Я не уберегла свое лицо и вы его похитили?

В художественной галерее «Мачковски и Либби» на улице Ньюбери, всего в паре миль от Диклана и Медфордского центра помощи, взгляды присутствующих сосредоточились на Джордан Хеннесси. Двое ее собеседниц были облачены в элегантные костюмы; Джордан Хеннесси в длинном гобеленовом пальто поверх белой майки выглядела воистину как творческая личность. Цветочный рисунок наряда повторял розы, вытатуированные на ее шее и пальцах, а светлый жилет подчеркивал смуглую кожу. Укротив свои афролоконы, девушка собрала их в пучок, и он вел себя прилично, но только пока. Ее лицо напоминало поэму, а улыбка светилась лукавством.