- Яковенко, - на автопилоте подсказывает мама. – Еще сколько он запросит, неизвестно…

- Лучше один раз сделать качественно, чем переделывать каждый год, - поморщившись, заявляю я. А когда выхожу во двор с пухлой папкой с медицинскими заключениями, во дворе около знакомой Ауди вместо Антона меня поджидает другой парень. Один из тех, что вместе с Косогоровым встречал нас вчера.

- А Антон куда делся? - садясь в машину, спрашиваю от нечего делать.

- Вадим Петрович его уволил, - коротко бросает водитель. – Теперь я с вами езжу, Ольга Николаевна.

«Вот это да, - охаю я, стараясь не заорать в голос. – Сказал «хорошо» и решил проблему одним махом!»

Меня мало беспокоит судьба Антона. Он поплатился за свое хамство и гнусный характер. Но становится не по себе от методов свекра. Вот так просто вышвырнуть не угодившего сотрудника может только совершенно отвязный тип. Трудовой кодекс ему в помощь.

Безотчетно я открываю папку с бабушкиными документами. Листаю исписанные страницы и внезапно выхватываю взглядом фразу «полная неподвижность сустава». Внимательно вчитываюсь в каждую строку и понимаю простую и непреложную истину. Кажется, я застряла здесь надолго.

«Твоя мама права, дорогая Оля, засунь-ка ты свои обиды на Вадима Петровича и умоли его помочь. Иначе не видать тебе больше Эдинбурга», - самой себе твержу я всю дорогу до клиники. Но, честно говоря, даже язык не поворачивается попросить о помощи.

Важный и насупленный Косогоров рассматривает на экране какие-то снимки, тычет в них пальцами и, даже не повернув головы к двум солидным докторам, стоящим чуть позади, раздраженно спрашивает:

- Ну и что теперь с этим делать, твою мать? Как вообще можно исправить это уродство? Я не возьмусь и вам не советую. За такой вандализм вешать надо. Прилюдно. На площади, - рычит он, еле сдерживаясь. – У этого коновала хоть диплом врача есть?

- Терапевт, - кивает один из докторов. – К хирургии вообще отношения не имеет. Надеюсь, эту дрянь засудят… Ну и пациентка сама виновата.

- И о чем только думают люди, разрешая оперировать себя на кухне? –  поддакивает, передергивая плечами другой.

- На кухне? – Вадим Петрович с недоверием глядит на своего коллегу и разражается отборной витиеватой бранью.

Я замираю в дверях, не в силах поверить, что чопорный и надменный Косогоров вообще знает такие слова. А уж сами обороты, хоть записывай!

В этот момент, он замечает меня.

- А… Оля, - бурчит, словно никак не ожидал увидеть и тут же требует. – Давай!

Я отдаю ему папку и внезапно понимаю, что у меня трясутся поджилки. Во всяком случае, руки дрожат.

- А где Роберт? – обалдело спрашиваю я, обводя изумленным взглядом пустой кабинет.

- Пошел в зимний сад со Светланой Ивановной. Там у нас птички-рыбки и морская свинка специально для вони, - морщится он, отмахиваясь от меня как от надоедливой мухи. Потом поворачивается к коллегам и бросает в обычной нагловатой манере.

- Потом продолжим. Сейчас я занят.

Важные и напыщенные мужики как по команде выходят из кабинета. А Косогоров берет со стола айфон и уже через несколько секунд разговаривает с доктором, аудиенции которого моя мать не может добиться месяц.

- Иван, - весело пыхтит в трубку Вадим Петрович. – Прооперируй мою родственницу, пожалуйста. Считай это личной просьбой.

И через минуту закончив разговор, устало смотрит на меня.

- Во вторник Ваня… Иван Юрьевич лично прооперирует…

- А цена? Сколько он возьмет за операцию? – уточняю я на всякий случай.

- Нисколько, а ты должна будешь, - фыркает свекор и снова утыкается взглядом в снимки, развешанные по белому светящемуся экрану.