Громов Ярослав Александрович. Как бы мне хотелось выжечь из памяти и своей жизни это имя навсегда.

Он не узнал меня. Оно и неудивительно, ведь с нашей последней встречи я разительно изменилась. А вот он – ни капли. Тот же прищур изумрудных глаз, те же морщинки на лбу, когда он недоволен. Даже причёска такая же, как пять лет назад. Разве что одеваться стал строже, соответствующе своему «высокому статусу». Одни часы, что выглядывали из-под манжета рубашки, стоили как половина моей квартиры.

– Всё очень просто, – ответил тот, кто бросил меня, едва узнав, что я забеременела. – Мне не нужны чужие дети! У меня есть все основания полагать, что моя супруга родила не от меня.

– Чужие дети, значит? – повторяю за ним, внутренне усмехаясь. – Надеюсь, у вас есть что-то весомое, что может подтвердить ваши предположения в неверности матери вашего ребёнка.

Вот так ирония. Пять лет назад я слышала почти те же самые слова, с небольшой разницей: на мне Громов жениться не успел. Или не собирался? Впрочем, значения это не имеет.

«Тебе и родной ребёнок оказался не нужен, что уж говорить про чужих!»

– Именно! – кивнул Громов, гневно сжимая губы, которые я так любила целовать. – Поэтому мне необходим развод в кратчайший срок!

2. 1. Интуиция кричит

Громов

Не знаю, как не замечал очевидных вещей раньше, но сейчас, после совершенно нелепой случайности, мои глаза словно раскрылись.

Невольно подслушанный разговор двух коллег, при виде меня быстренько прикусивших языки, особо ничего не давал. Но это только на первый взгляд. На самом деле он стал первой зацепкой, потянувшей за собой клубок сомнений и подозрений.

Ребёнок, которого я воспитывал как собственного сына, был полной моей противоположностью. Характер, внешние черты, повадки – всё совершенно не моё.

Я был бы спокоен, если бы он пошёл в супругу, но и от Аделины Марк не перенял ничего, кроме вечных истерий и недовольства. Мальчишка стал до жути избалован, не зная отказов.

Из-за своей постоянной занятости, связанной с бизнесом, дома меня редко можно было встретить. Вечные разъезды, командировки и так вышло, что сын рос без моего внимания, которое я, как мог, компенсировал деньгами.

Его воспитанием занималась Ада. Как итог – в свои четыре года он уже умело манипулировал, всегда добиваясь того, чего хочет, абсолютно не понимал, когда нужно помолчать и лил слёзы, топая ногами при любом удобном моменте, зная, что Аделина мгновенно выполнит любое его желание.

Психологи называли это кризисным возрастом и говорили, что со временем он проходит. Я не знал, станет ли Марк достойным человеком, когда вырастет, или будет полной копией своей матери, которая после нашей свадьбы изменилась в худшую сторону. Надменность и хамство наблюдались в ней с лихвой. Аделина знала себе цену, только успевая тыкать наманикюренным пальчиком в витрины бутиков, опустошая карточки, и кошмаря слуг и охрану. И Марк рос таким же.

По себе зная, что никакие деньги не заменят ребёнку отца, я пытался уделять ему всё своё свободное время, которого было немного, но всё же. Пытался как-то оторвать мальчишку от маминой юбки, в которую сын вцепился, но ему это и даром было не нужно. Как и отец, на которого он плевать хотел. Меня бесило, что Ада сделала из сына изнеженную трусливую белоручку, которая при виде букашки визжит на всю округу и в слезах бежит к маме, давясь соплями.

Все четыре с лишним года меня терзало чувством вины, что променял собственного ребёнка на бизнес, но я не мог иначе. Не умел. Как не имел доверия ни к кому. Уж от этого я получил хорошую прививку пять лет назад.