– Мы ее не камнями, мы ее лягушками закидаем! – сказал он, с нежностью поглядев на зеленую квакушу, классическим брассом плывущую прямо в сачок. – Думаю, что лягушек она в руки брать не захочет и обратно кидать не станет, а вот крик поднимет – о-го-го!

– Есть одна, – доложил Гриня, подняв сачок с первой лягушкой. – Тебе сколько их нужно? Возьмите кто-нибудь первую, а то она выпрыгнет обратно.

– У меня руки заняты, я звоню по телефону, – поспешил заявить Сереня.

Он снова достал из кармана мобильник и одним нажатием на нужную кнопку повторил вызов последнего номера.

Я расплатилась с водителем, отпустила такси, заранее приготовленными ключами открыла калитку и входную дверь, вошла в дом, и тут мобильник звякнул. Залиться трелью он не успел, я тут же ответила на вызов:

– Алло?

– Вот, слушай!

Писклявый голос пропал, и стали отчетливо слышны какие-то необычные шумы, похожие на треск помех, а потом в трубке зазвучал приглушенный расстоянием голос Ирки.

– Блин, да что это такое?! Что за гадость?! – подруга поперхнулась словом и дико взвизгнула.

– Ирка, ты где? Что с тобой делают? – всполошилась я.

– Ой, мамочка, уйди, брысь! А-а-а!!!

На фоне Иркиного отчаянного крика в трубке прорезался довольный голосок Писклявого:

– Ну что, слышала?

– Что вы с ней делаете? – я была откровенно напугана.

На моей памяти Ирка так орала только однажды. Тогда на нее, голую, во время купания свалилась мышь, которую какая-то ошибка навигации привела к отверстию вентиляции над ванной. Сражаясь с мышкой, подруга расколола кулаками несколько плиток на кафельной стене, разбила в кровь руки и погнула латунный кран. Мышь вообще бесславно окочурилась. По-моему, ее смертельно контузил Иркин рев.

– Как что? – притворно удивился моему вопросу гадкий Пискля. – Мы ее пытаем! Пока не сильно, так, жалеючи, но скоро начнем мучить по-настоящему – с раскаленным железом и стальными щипцами! Не знаю, сколько она продержится. Думаю, у вас совсем немного времени.

– Послушайте, я хо…

Договорить мне не удалось. Звонок неожиданно оборвался, а я не успела ни попросить Писклю пощадить Ирку, ни сказать мерзавцу, что именно я о нем думаю!

– Я хо…

– Извините, на вашем счете нет денег для продолжения разговора. Пополните, пожалуйста, счет!

Женский голос в трубке в один момент изменился. Пискля в недоумении отстранил телефон от уха, потряс его, как погремушку, ничего этим не добился и уставился на куст, за которым в некотором отдалении просматривалась могучая фигура пленницы, неспешно совершающей вечерний моцион вокруг хижины. Тонкая шея младшего Пушкина покраснела, словно ее обладатель получил затрещину.

Пискля и в самом деле чувствовал себя так, будто ему отвесили звонкую оплеуху.

– Офигеть! – сказал он, переводя возмущенный взгляд с Ирки за кустом на ее мобильник и обратно. – Я еще должен ей денег на счет положить! Ну, совсем обнаглела баба!

Я выключила неожиданно замолкший мобильник, сунула его в карман и задумалась. Перед моим мысленным взором возникла несчастная Ирка – зареванная, с разноцветными потеками макияжа на осунувшейся физиономии, с некрасиво обкромсанными волосами, пряди которых прилипли к вспотевшей голове. Подруга была привязана к столбу линии электропередачи, у основания которого лежали вязанки хвороста, и горбатый карлик, пища, как крысенок, поливал поленницу бензином из канистры…

Картинка была такая правдоподобная, что у меня задрожали губы и защипало глаза. Чтобы не разреветься, как идиотка, я отогнала пугающее видение, но тут же вернула его обратно. Откуда взялся этот столб? И эти вязанки хвороста? Вообще, почему мое воображение живописало действие под открытым небом?