– Сфотографируйте и займитесь опознанием, – приказал Рафто криминалисту с фотоаппаратом.

– Да кто же сможет такое опознать? – показал пальцем на тело молодой человек.

Его тон Герту не понравился.

– Кто-то наверняка уже заявил или вот-вот заявит о том, что пропала женщина. Просто сопоставь. Понял, пионер?

Рафто поднялся на вершину и оттуда взглянул на то, что только из желания обозначить разницу в высоте называли «плато». Его взгляд скользнул по окрестностям и остановился на расположенном неподалеку холме, на вершине которого стояло нечто напоминающее человеческую фигуру. Фигура не двигалась. Может, пирамида из камней? Рафто прищурился. Он тут бывал тысячи раз – гулял с дочерью и женой, – но никакой пирамиды не припомнит. Он спустился к фуникулеру, переговорил с водителем и позаимствовал у него бинокль. Через пятнадцать секунд он увидел, что это никакая не пирамида, а три больших снежных кома, которые кто-то положил один на другой.

Район Фьелльсиден Рафто никогда не нравился. Он не понимал, что уж такого «живописного» в здешних избушках – без теплоизоляции, с крошечными потайными лестницами и подвальчиками, куда никогда не проникает солнечный свет. Но избушки эти раскупались детками богачей за многие миллионы: модники гнались за аутентичным бергенским жильем, а сами все там так отштукатурили, что от исконной атмосферы не осталось и следа. Нынче тут было не слыхать шлепанья детских ножек по дощатому полу: цены выдавили молодых ребят и семьи с маленькими детьми на другую сторону горы, и в Фьелльсидене царили пустота и тишина, как в каком-нибудь торговом районе. И все-таки у Рафто было ощущение, что за ним следят. С ним он шагнул на каменную лестницу и нажал на звонок.

Дверь почти сразу открылась, и на инспектора вопросительно уставилось бледное испуганное женское лицо.

– Онни Хетланн? – спросил Рафто и протянул руку с удостоверением. – Я по поводу вашей подруги Лайлы Осен.

Квартирка оказалась крошечной и с совершенно невозможной планировкой: ванная располагалась напротив кухни, и при этом между гостиной и спальней. Узорчатые, цвета красного вина, обои в гостиной не помешали Онни Хетланн впихнуть туда диван и кресло в оранжево-зеленых тонах, а на свободных местах (которых, впрочем, осталось немного) она сложила стопки журналов, штабеля книг и дисков. Рафто миновал кота и его перевернутую миску и очутился на диване. Онни Хетланн села в кресло и принялась накручивать на палец цепочку, на которой висел зеленый камень с черными прожилками. Наверное, фальшивый. А может, так и задумывалось.

Онни Хетланн узнала о гибели подруги от гражданского мужа Лайлы, Бастиана, вчера утром, но трагическое выражение все еще не покинуло ее лица. Рафто, не обращая на это внимания, беспощадно выложил неаппетитные детали.

– Ужасно, – прошептала Онни Хетланн. – Об этом Бастиан ничего не сказал.

– Да, мы не хотим пока выносить сор из избы, – пояснил Рафто. – Бастиан говорит, вы были лучшей подругой Лайлы.

Онни кивнула.

– Вам известно, что Лайла могла делать на вершине Ульрикена? Ее муж ничего об этом не знает, он вчера вместе с детьми был у бабушки во Флорё.

Онни отрицательно покачала головой. Этот жест, казалось бы, не оставлял ни малейшего сомнения. Да вот беда: прежде чем покачать головой, она замешкалась. На сотую долю секунды. И этого Герту Рафто было достаточно.

– Фрёкен Хетланн, речь идет об убийстве. Надеюсь, вы понимаете, насколько это серьезно и как вы рискуете, если не расскажете мне все, что вам известно?

Она по-бульдожьи уставилась на полицейского. Он сменил тон: