Ипек вошла – спокойно, ведь все номера отеля были знакомы ей как собственный дом. Ка показалось, что пролетевшее время еще больше сблизило их друг с другом.

– Кажется, благодаря тебе ко мне пришло стихотворение, – сказал Ка. – Я не знаю, как это получилось.

– Говорят, директор педагогического института в тяжелом состоянии, – сказала Ипек.

– Если тот, кого считали умершим, жив – это хорошая новость.

– Полиция устраивает облавы. В университетском общежитии, в отелях. К нам тоже приходили, смотрели регистрационные книги, спросили о каждом, кто остановился в отеле.

– Что ты сказала обо мне? Ты сказала, что мы поженимся?

– Ты милый. Но я думаю не об этом. Они забрали Мухтара, избили. А затем отпустили.

– Он просил передать тебе, что готов на все, чтобы опять жениться на тебе. Он ужасно раскаивается из-за того, что требовал, чтобы ты покрывала голову.

– Вообще-то, Мухтар говорит мне это каждый день, – сказала Ипек. – Что ты делал после того, как полиция тебя отпустила?

– Я бродил по улицам… – сказал Ка в нерешительности.

– Говори.

– Меня отвели к Ладживерту. Я никому не должен об этом говорить.

– Не должен, – ответила Ипек. – А ему не должен говорить о нас, о моем отце.

– Ты с ним не знакома?

– Раньше Мухтар им восхищался, он бывал у нас дома. Но когда Мухтар решил обратиться к более демократичному и умеренному исламизму, он от него отдалился.

– Он приехал сюда из-за девушек, совершавших самоубийства.

– Бойся его и не разговаривай с ним, – сказала Ипек. – Есть большая вероятность, что там, где он остановился, полиция установила прослушивание.

– Тогда почему они не могут его поймать?

– Когда им понадобится, поймают.

– Давай убежим с тобой из этого Карса, – сказал Ка.

В нем усиливалось ощущение, приходившее к нему в детстве и юности в те моменты, когда он бывал очень-очень счастлив: страх, что несчастье и отчаяние ждут где-то совсем рядом.

Ка всегда хотелось в смятении оборвать такие счастливые моменты, чтобы несчастье, которое придет потом, не оказалось слишком большим. Поэтому он думал, что Ипек, которую в тот момент он обнял скорее от этого самого смятения, нежели от любви, его оттолкнет, возможность сближения между ними будет уничтожена в один миг, и, когда незаслуженное счастье завершится отказом и унижением, которые он заслужил, он успокоится.

Все произошло совсем наоборот. Ипек тоже его обняла. Наслаждаясь тем, что они держат друг друга в объятиях, они нерешительно поцеловались и упали на кровать рядом друг с другом. В этот момент Ка охватило такое острое желание, что пессимизм, только что владевший им, сменился безграничным оптимизмом, и он представил, как они снимут одежду и будут долго любить друг друга.

Но Ипек встала.

– Ты замечательный, я тоже очень хочу заняться с тобой любовью, но у меня три года никого не было, я не готова, – сказала она.

«Я тоже четыре года ни с кем не занимался любовью», – сказал Ка про себя. Он почувствовал, что Ипек прочитала это по его лицу.

– Даже если бы я была готова, – сказала Ипек, – я не могу заниматься любовью, когда мой отец так близко, в одном со мной доме.

– Тебе, чтобы раздеться и лечь со мной в постель, нужно, чтобы твой отец ушел из отеля? – спросил Ка.

– Да. Он очень редко выходит из отеля. Он не любит обледеневшие улицы Карса.

– Хорошо, давай сейчас не будем, но еще поцелуемся, – сказал Ка.

– Давай.

Ипек наклонилась к Ка, сидевшему на краю кровати, и, не позволяя ему приблизиться, очень долго и серьезно его целовала.

– Я прочитаю тебе мои стихи, – сказал Ка затем, почувствовав, что целоваться они больше не будут. – Тебе интересно?