Водка, конечно, нашлась. Комиссар сделал несколько больших глотков и через силу усмехнулся. Это было его первое ранение за год войны. Щеглов не предполагал, что пули жалят так болезненно. А может, зажигательная угодила? Тогда точно, без осложнения не обойдется.

– Сейчас мы вас эвакуируем, – суетился комбат Логунов. – Все будет нормально.

– И побыстрее бы, – озабоченно торопил Палеха. – Через пару минут немец мины сыпать начнет.

– Рана, правда, не тяжелая? – тихо спросил у ротного помощник по комсомолу, проявляя положенную заботу о начальстве.

Смуглый, прокопченный за горячее лето сорок второго, взводный Палеха презрительно оглядел мордастого парня с лейтенантскими кубиками. Тебе бы как настоящему мужику воевать, а не бумажки в штабе перекладывать.

– А ты сам не видел – тяжелая или нет? – огрызнулся Василий Васильевич. – Царапина. И уносите быстрее своего генерала.

Не выдержав, крикнул вслед:

– У нас третьим взводом мальчишка-сержант командует. Не хочешь взвод принять?

Но комсомольский работник спешил не отстать от свиты и ничего не ответил.

Про бойца из комендантского взвода никто не вспомнил. В воздухе уже звенела первая мина, за ней вторая, а потом посыпались без счета. Пулеметчики Палехи знали свое дело и наверняка кого-то срезали. Возможно, попали в амбразуру. Теперь в ответ летели мины.

Палеха оборудовал просторный блиндаж под фундаментом разваленного железнодорожного склада. Взвод сидел, прислушиваясь к грохоту наверху. Мины и даже 105-миллиметровые снаряды бетонные плиты и груду кирпича не возьмут.

Хуже придется дежурным пулеметчикам, которых оставили наверху. Немцы рвутся к Волге и, пользуясь возможностью, могут предпринять атаку. Но обошлось без атаки. Зато на одного бойца во взводе стало меньше. Мина разметала бруствер прямо над головой пулеметчика. Каску сорвало вместе с верхушкой черепа, а искореженный «Дегтярев» отбросило в угол траншеи.

– Сходите за парнем, который Щеглова охранял, и похороните вместе с нашим. Эх, хороший пулеметчик был.

– И парень душевный, – вздохнул помкомвзвода. – Приперлись толпой, как на представление!

Принесли уже застывшее тело бойца из комендантского взвода, убитого пулей в живот. Палеха бегло полистал документы, глянул на фотокарточку невесты или подруги и распорядился:

– Сапоги снимите и автомат во взводе оставьте. А документы в строевую часть перешлите и доложите, что похоронили парня как положено.

Василий Васильевич никогда не называл Щеглова по должности – «комиссар». В его памяти сохранились комиссары той давней войны. Бывшие мастеровые или солдаты Первой мировой. Они не носили английские дымчатые шинели, не таскали за собой свиту прихлебателей и окопы обходили запросто, дымя самокрутками из дрянного табака. Хотя поболтать, выпить и за бабами прихлестнуть тоже любили.

А Ермакова вызвал к себе ротный Орлов. Долго прохаживался по адресу Палехи. Говорил, что тот заелся, на позициях творится бардак, фрицы тяжелый пулемет под носом установили, а Палеха и пальцем не ведет. Вот и дождались – комиссар ранен, в госпитале лежит, едва комбата не убили, помощника по комсомолу контузило.

Имей Орлов побольше служебного опыта и дальновидности, то не затеял бы никчемный, не прибавляющий ему авторитета разговор с рядовым бойцом, обсуждая своего коллегу – командира. Но ротный уже получил резкий выговор от комбата, считал это несправедливым, и в который раз начинал брюзжать на Палеху. Но если парторг Юткин за своей обычной кружкой чая согласно поддакивал, то Ермаков хмуро заметил: