– Ну ладно, – сдаваясь. – Но не в джинсах, а в серых брюках!

Туше.

Марина уехала делать маникюр, прическу и массаж ягодичных мышц. В театре очень нужны ягодичные мышцы.

– Пап, вы там в театре долго не заседайте, – предупредил чуткий ребенок. – Я-то сегодня с дедом буду до ночи в «Доту» резаться, за вами проследить некому.

Господи, не ребенок, а килограмм персиков. Бабушка уехала на две недели в санаторий, дед Митя отрывается по полной. Он от внука недалеко ушел, два сапога пара. У них даже ямочки на щеках одинаковые.

Дед приехал за Пашкой в три часа дня, а жена так и не вернулась с процедур ягодичной красоты.

Позвонил в четыре.

– Марин, ты помнишь, что у нас театр в шесть часов?

– Да я уже бегу. Бегу. У парикмахера на мне фен сломался.

Кстати, это какая-то загадочная особенность Маринкиного биополя. Я ей не даю никакие электроприборы. В ее руках взрывается и горит все – моя бритва, сотовые телефоны, микроволновки и пылесосы. Странно, что я до сих пор целый. Как утверждает жена, если во мне и был терминатор, то он давно перегорел.

Появилась дома в пять двадцать восемь, с прической а-ля Мэрилин Монро, маникюром со звездами и офигенными ягодичными мышцами!

Прическу щупать нельзя, я знаю. Маникюр пусть сохнет себе. Но вот мышцы же можно потрогать?

– Да куда ты тянешь свои проводки? Видишь, у меня юбка наглажена. Царь ты или конюх?

– Она была наглажена до парикмахерской. А сейчас ей уже все равно, как и конюху. Марин, давай еще десять минут потратим на массаж. А юбку ты новую наденешь, вон ту, с кактусами на белом поле.

– Вова! Я билеты за месяц покупала! На этого режиссера у нас весь отдел уже сходил!

Десять минут! Ха! А этих режиссеров – туда же. К драконам.

Зря я вспомнил про драконов. Затарахтел телефон, это Иггдрасиль решил напомнить, чтобы мы не опоздали в театр.

– Спасибо, свет мой. А то мы тут сидим, пьем чай с плюшками, забыли про всякие театры…

– Я же молодец, да, пап?

– Ты – чемпион!

Пока я разговаривал, Марина уже сменила юбку и нетерпеливо перебирала лапками у двери.

– Бежим! А то наши места займут!

– Господи, да кому там нужен наш шестой ряд! – это уже натягивая белый джемпер и джинсы.

– А где серые брюки?! – негодующе.

– Они мне в талии жмут. Нефиг меня на ночь пельменями кормить.

Маринка фыркнула – и мы полетели на свободу.

Свобода продолжалась до дверей лифта. В пять сорок три лифт встал на четвертом этаже насмерть. Я тряс дверь, жал на все кнопочки, орал: «свободу неграм!».

Лифт не сдавался.

Я вызвал дежурного. Печальный голос сообщил мне, что все техники на вызове.

– А все – это сколько? – уточнил я.

– Один, – так же печально ответил дежурный. – Ожидайте.

И отключился.

Мы с Маринкой переглянулись. Хорошо, что я джинсы надел. И в туалет сходил перед выходом.

А вот жена – нет. Это тоже чисто женское, вспоминать про туалет в неожиданных местах.

– Вова, – побледнев, сказала она. – А куда я… э-э-э… если прижмет?

– В сумочку, – подбодрил я ее. – Потом новую купишь.

– Ты с ума сошел! – взвизгнула Маринка. – Итальянская сумка за двадцать три тысячи?!

– Ты же говорила, шесть пятьсот?!

Она надулась и отодвинулась в дальний угол, к зеркалу, украдкой поправляя кактусы на юбке.

Я снова нажал кнопку вызова дежурного.

– Любезный сеньор, не могли бы вы выслать нам экстренную помощь? Жена рожает.

Дежурный на том конце провода не изменил интонаций.

– Вы третьи в очереди.

– Я на вас жалобу напишу, в администрацию Президента, – сообщил я. – Марин, может, нам и правда девочку еще родить?

– Да, прямо сейчас и займемся. – Жена еще дулась.

Техник пришел через сорок минут.