– Слушай, ты… комментатор! Взял бы и помог!

Но Бараш покачал головой и протянул:

– Я иду по тропинке.

Тем временем у Копатыча на огороде под руководством Кар-Карыча Смешарики устанавливали огромную цистерну для воды. Копатыч, Крош и Ёжик привалились к ней спинами и толкали на возвышение, чтобы закрепить на подпорках.

– Давай, давай, кантуй! – командовал Карыч. На голове у него была каска – для солидности. – Кантуй! Не расслабляться. Осторожно!

Копатыч толкал изо всех сил. Пот лился по его лицу.

– Давай! Кати-кати-кати, – бормотал он.

Крош упёрся в цистерну спиной, от напряжения у него дрожали ноги.

– Влево! Влево берите! – кричал кролик. – Ёлки-иголки!

Ёжик утёр пот со лба и устало привалился к железному боку.

– Я… Я больше не могу, – едва слышно выдохнул Ёжик.

Мимо огорода прошёл Бараш. Он остановился у калитки и какое-то время наблюдал за стараниями друзей, а потом уныло выдал:

– Карыч кантует, Копатыч катит, Крош берёт влево, Ёжик больше не может, цистерна стоит на месте.

Первым замечания поэта услышал Карыч. Он выглянул из-за цистерны и позвал:

– О! Бараш! Иди сюда!

Копатыч подбежал к забору, размахивая лапами.

– Нам как раз одного и не хватает! – закричал садовод.

А цистерна осталась только на Кроше. Кролик старался удерживать её, как мог. И силы его, конечно, кончились. Цистерна покатилась вниз. Крош дёрнул зазевавшегося Ёжика за лапу, оттаскивая в сторону. Цистерна пару раз подпрыгнула и со страшным грохотом врезалась в домик Копатыча! Все ахнули.

Бараш кисло заметил:

– Им как раз не хватает одного… М-да… Всё не так уж плохо.

Друзья поражённо смотрели на разрушенный домик. Копатыч стянул с головы шляпу. Придётся строить заново… Бараш пошёл дальше. Но куда ему было идти? Везде одно и тоже. Немного побродив по тропинке, поэт вернулся к домику Пина.

Изобретатель всё ещё возился с автоматом. Он его уже почти разобрал. На земле валялось с десяток добытых морковок.

Бараш пожаловался, что совет Пина не помог. Изобретатель хмыкнул:

– Ты делайт всё не так! Ты всё говорить так, будто это тебя совсем не касается – грустно и скучно, и всё вокруг превращается в грустно и скучно! – Он в сердцах стукнул кувалдой по автомату, тот покорно выдал на лотке ещё одну морковку. – А ты говори так, будто тебя это очень касается! Даже если на самом деле тебя это совсем не касается.

Бараш сполз с деревянного ящика. Можно попробовать и так.

Он побрёл обратно к качелям, и вскоре увидел Нюшу. Она весело бежала по тропинке, чеканя перед собой мяч. Бараш побежал рядом.

– Нюша нашла мяч! – с восторгом закричал поэт. – Ну, слава богу! А то уж можно было подумать, что не найдёт! Итак, она бежит по тропинке, и это вселяет надежду! Посмотрим, что будет дальше!

Нюша остановилась и озадаченно посмотрела на Бараша. Но тот уже свернул к домику Совуньи. Здесь ничего не поменялось. Совунья всё так же лежала в гамаке и в сотый раз пыталась вдеть нитку в иголку.

– Ну что ж, – провозгласил Бараш, подскочив к Совунье. – За прошедшее время все остались при своём. Но что это?.. Кажется… кажется, нить почти входит в игольное ушко! Да? Нет! Увы, опять не попала. Последняя попытка?.. Раз, два, три! Есть! Есть!!!

Совунье и правда удалось справиться с узким ушком. Бараш победно поднял её крыло с зажатой иглой, и нитка… выскользнула! Совунья сердито насупилась. Но Бараша это уже не интересовало. Он побежал дальше и закричал:

– Оле-оле-оле-оле!

Так поэт оказался рядом с домиком Копатыча. Во дворе продолжалась эпопея с цистерной. Её вновь пытались поставить на подпорки. Бараш занял удобное место на возвышении.