Хозяин, лорд Уэллборо, торжественно восседал в своей великолепной сине-розовой столовой за огромным столом с двадцатью ножками. У стен возвышались три дубовых буфета, в камине ярко горел огонь… Лорд Уэллборо был немного ниже среднего роста. Он довольно коротко стриг свои светлые волосы, так что они стояли у него на голове щеткой, словно бы для того, чтобы несколько увеличить его рост. У лорда были очень красивые светло-серые глаза и сильное мужественное лицо, однако рот – почти безгубый. Когда он молчал, лицо его приобретало жесткое, скрытное выражение.

Подали первое блюдо, два супа на выбор: с вермишелью и густой мясной биск, с добавлением дичи и моллюсков. Монк выбрал биск, и тот ему очень понравился. За супом предложили лосося, заливное и соленую с пряностями мелкую рыбешку. Уильям выбрал лосося, нежного, розового, с трудом держащегося на вилке из-за своей мягкости. Он заметил, как много осталось на унесенном блюде, и подумал, что слугам тоже предложат отведать этот деликатес… Все остальные гости прибыли с положенным числом камердинеров, горничных и, возможно, также лакеев и кучеров. Стефан очень ловко объяснил отсутствие у Уильяма слуги тем, что тот внезапно заболел. Что ни подумали бы в тот момент гости, они были слишком вежливы, чтобы просить дальнейших разъяснений.

За рыбой последовали яйца под соусом «перри», телячья шейка с грибами и кроличье рагу.

Эвелина почти все время находилась в центре внимания присутствующих, и это дало Монку возможность тоже смотреть на нее неотрывно. Да, она была и в самом деле обворожительной, с ее цельностью и невинным ребячьим коварством, – и в то же время отличалась добродушием и интеллигентностью умной женщины.

Флорент льстил ей совершенно безбожно, но она изящно, со смехом парировала его авансы, при этом, однако, не обнаруживая ни малейшего неудовольствия.

Если Клаусу это не нравилось, то его довольно массивное лицо этого никак не выражало. Фон Зейдлица, по-видимому, гораздо больше интересовал разговор с Уэллборо, касающийся некоторых общих знакомых.

Потом закусочные тарелки были унесены и в промежутке подали охлажденную спаржу. Стол сверкал хрусталем, отражавшим свет канделябров тысячами сверкающих искр. Блистало серебро приборов, подставок, кубков и ваз, а оранжерейные цветы насыщали воздух ароматом. Вокруг ваз декоративно располагались фрукты.

Монк оторвал взгляд от Эвелины и стал осторожно, по очереди, внимательно всматриваться в лица других гостей. Все они были приглашены, когда произошел несчастный случай с Фридрихом, все оставались здесь же во время его кажущегося выздоровления и позже, когда он умер. Что они видели и слышали? Хотели ли они знать правду, и если да, то в какой мере и какой ценой? Он приехал сюда не для того, чтобы поглощать эту деликатесную еду и разыгрывать из себя псевдоджентльмена, с внутренним беспокойством, как акробат, старающегося перепрыгнуть с одной социальной ступеньки на другую.

Из-за Уильяма, бывшего таким псевдоаристократом, в подвешенном состоянии находились доброе имя Зоры, весь ее образ жизни и положение в обществе. Кроме того, очень возможно, это относилось и к Рэтбоуну, и в какой-то степени данная ситуация задевала и честь самого Монка. Он дал слово помочь, и не имело никакого значения, что дело было немыслимо трудным. Тем более что принц Фридрих действительно мог быть убит, но не женой, а одним из тех людей, что сейчас беседовали и смеялись за великолепным столом, поднося винные кубки к губам и сверкая бриллиантами в свете канделябров.