Рэтбоун сказал это с глубоким чувством и совершенной искренностью.
– Тогда, значит, вы возьметесь меня защищать? – настойчиво спросила графиня. Это был вызов, вызов его спокойному положению, корректности, годам блестящего и такого безукоризненного и приличествующего поведения.
– Возьмусь, – ответил юрист не задумываясь. С моральной точки зрения, нельзя было не учитывать, что если дело станет рассматриваться в английском суде, то тогда – в интересах Гизелы, если она невиновна, и, что было для него важнее, в интересах закона – обе стороны должны были располагать самыми лучшими защитниками. Иначе в общественном мнении дело никогда не будет улажено. Его призрак будет являться снова и снова.
Да, разумеется, дело таило в себе определенную опасность, но это был риск такого рода, который заставлял кровь быстрее бежать по жилам и острее сознавать бесконечную ценность жизни.
В этот вечер Рэтбоун сопровождал одну свою приятельницу в театр на Шафтсбери-авеню, а потом – на обед, где присутствовало довольно много знакомых и все было в высшей степени приятно и пристойно. Пьеса оказалась очень увлекательной, полной остроумия и многозначительных реплик, игра актеров – очень хорошей, а декорации и костюмы – элегантными и оригинальными. Обед тоже был превосходным и доставил адвокату полное удовольствие. В какой-то степени это было празднование совсем недавно случившегося посвящения его в рыцарский сан, и Рэтбоун оказался в центре всеобщего внимания. Его поздравляли, было много смеха и доброго веселья, сопровождаемого немалым количеством шампанского.
Вокруг искрился и сверкал оживленный разговор.
– Замечательная пьеса, – сказала леди Уикэм, сидевшая справа от Оливера, наклонившись над столом, так что ее полные руки сияли белизной в свете канделябров. – Ужасно умная. Клянусь, я совершенно не догадывалась, какой будет конец!
– И все же несколько искусственный, если хотите знать мое мнение, – отрывисто заметил полковник Ког, и его седые бакенбарды несколько ощетинились. – Ведь ни один человек, у которого есть хоть на грош ума, не стал бы вести себя подобным образом. Этот мужчина был просто сумасшедший. Всем понятно, что поверить ему может только глупец.
– Но мне кажется, в этом и заключается весь смысл, – сказала миссис Лейси, посмотрев сначала на одну из собеседников, а потом на другого с выражением веселого любопытства на своем некрасивом лице. На ней было коричневое платье, и этот цвет не шел ей, но Рэтбоуну всегда нравилась ее искренность и то, что она никогда не стремилась завоевать чье-то расположение, подольщаясь к собеседнику. Муж этой дамы был очень хорошим адвокатом и служил в Канцлерском суде.
– Да, но видите ли… – и полковник Ког тоже подался вперед с намерением более пространно изложить свое понимание природы человека.
Оливер слушал рассеянно. Сюжет пьесы, конечно, иногда был несколько натянут – зависел от случайностей, совпадений и чрезмерных эмоций. И все же он был прост по сравнению с тем, что сегодня днем адвокат услышал от графини Зоры фон Рюстов у себя в конторе. Да, героиня пьесы была ослепительно красива и великолепно одета в соответствии с новейшей модой. Юбка у нее была такой огромной, что требовалось немалое умение двигаться по сцене, не задевая мебель. Но рядом с Зорой она бы несколько поблекла и показалась пресной; черты ее лица были слишком правильными, волосы – подчеркнуто золотистыми, голос – искусно поставленным, а интонация – заученной. Ее роль была очень эмоциональна, но при всем этом героиня пьесы казалась не такой живой, как Зора, и несравненно более понятной для анализа. Не было в ней настоящего огня, убыстряющего бег крови, и ощущения риска, который заставляет дорожить жизнью.