Не знаю, как остальные, но стоило мне узнать, что командир будет жить, я обрадовался, причем не столько заверению врача, сколько тому, что мы наконец получим долгожданный отдых. Исходил из того, что нашему командованию сначала придется подбирать полноценную замену командиру, которому еще потом придется принимать на себя обязанности и срабатываться с коллективом. Значит, по моим расчетам, наша группа могла как минимум рассчитывать дней на десять-двенадцать отдыха. По прибытии в часть мы узнали, что Камышева транспортным самолетом уже доставили в Москву, в спецгоспиталь ГБ, где ему сделали операцию. Узнав об этом, сразу решили, что на следующий день пойдем все вместе и навестим командира.
Госпиталь встретил нас запахом карболки, хлора, специфическим шумом, состоящим из стуков костылей и шуршания колесиков носилок, словами и фразами, которые просто неотъемлемы для подобных учреждений.
– Иванов, Сапожков, Урманов, живо на перевязку! Колоть два раза в день! По два кубика внутривенно! Татьяна Васильевна, срочно готовьте Тяпнева из шестой к операции! Ефимов! Ты чего здесь?! Живо в процедурную!
Вся наша группа носила темно-красные нашивки за ранение, за исключением Феди Зябликова, от которого, как шутил Паша, пули бегали. Имея круглое краснощекое лицо и курносый нос, он вообще не походил на парашютиста-диверсанта, у которого за плечами три выброса во вражеский тыл и десяток убитых фашистов. Сейчас он шел среди нас с гордо выпяченной грудью, на которой висел недавно полученный им орден Красной Звезды.
Дошли до офицерского отделения, где сестра выдала нам халаты и направила к лечащему врачу, закрепленному за палатой, где лежал подполковник Камышев. Его мы нашли на половине дороги, в коридоре, где он разговаривал с… Таней. Девушка была в медицинском халате, на ее голове была белоснежная шапочка, а на шее висел стетоскоп.
«Она работает врачом, и это при папаше-комиссаре? Чудеса, да и только».
– Извините, что вынужден прервать ваш разговор. Нам сказали, что вы доктор Моргулин, – обратился к нему Мирошниченко.
– Да. Это я, товарищи. Танечка, извини, пожалуйста, потом договорим.
– Ничего, Иван Сергеевич. Я пойду.
Врач развернулся к нам:
– Чем могу быть полезен?
Девушка сделала несколько шагов, потом остановилась рядом со мной, улыбнулась и сказала:
– Здравствуйте. Я вас не сразу узнала. Вы в форме совсем по-другому выглядите.
– Здравствуйте. Зато я вас везде сразу узнаю. Хоть в вечернем платье, хоть в медицинском халате. Хотя… – я сделал паузу, – честно говоря, не ожидал вас здесь увидеть.
Девушка чуть-чуть нахмурилась.
– Тогда где, в вашем понимании, мне место?
– Вы зря обижаетесь. В моих словах…
– Костя! Звягинцев! Идем! Скорее!
– Вот так всегда. Не дадут поговорить с красивой девушкой. Извините меня, но я спрошу прямо: вы не хотите встретиться со мной сегодня вечером?
– Не могу. У меня сегодня дежурство, – это было сказано быстро и резко, так что ее слова я посчитал за отказ.
«У нее, наверное, таких предложений с десяток за день».
– Извините. Рад был вас увидеть. До свидания.
– До свидания.
Я быстро догнал парней, которые сразу забросали меня вопросами. Откуда знаешь? Где познакомился с красавицей? Счастливчик! Повезло человеку! Но вопросы, на которые я не собирался отвечать, сразу прекратились, стоило нам оказаться за порогом палаты. Так как это был четвертый день после сложной операции, нам дали на разговоры всего двадцать минут.
– Как чувствуете себя? – первым делом поинтересовался Мирошниченко.
Командир слабо усмехнулся: