— Так следственный эксперимент: думала, войду как преступник. — открестилась я, стараясь унять головокружение, повернув голову к Олегу.

— Сказал же: нельзя! Только по специальному разрешению. Туда даже полицейских не допустили, — мрачно отозвался Астафенко, с некоторым беспокойством оглядывая меня. — Ты в порядке?

— Жить буду. Но оно не точно, — рассмеялась невольно, потирая ушибленный затылок.

— Тьфу, ваши наркоманские шутки, — буркнул священник, хмуря брови и слыша очередной звон. — Сейчас в храм внесут гроб и начнется панихида. Вам лучше уйти, — он кивнул на двери, и я вздохнула.

— Если я вернусь с зельем на крови демона, поможешь пройти? Или придется зажимать в углу Васю? — спросила без задней мысли, но улыбнулась очень кровожадно. Да так, что Астафенко содрогнулся.

— Вот с ним договаривалась, у него и проси, — отрезал этот упрямец, отмахнувшись.

— Знать бы еще, где он… — проворчала я, а затем услышала ответ на свой вопрос:

— Они с Пантелеем Пантелеевич, отцом Сергием и парой монахов отправились в Царицын* для встречи с епископом. Не знаю зачем, — пожал плечами Олег.

Кивнув, я вздохнула и, схватив Станку за руку, потянула на выход. Ловить мне пока тут было нечего, значит, надо было дождаться Васю и зелья. Или доделать зелье, а затем попытаться обойти защиту храма. Ерунда вопрос же.

— Кстати, с Пантелеем Пантелеевичем я тоже хочу поговорить…

— Знаешь, такие вещи должны расследовать полицейские, а не рядовые некроманты, — услышала в ответ, и палец зачесался показать Астафенко неприличный жест.

— Если скрывать вам нечего, то чего упираетесь, — хмыкнул Станка, шагая со мной и игнорируя возмущённый крик.

— Ты на что намекаешь, безбожница…

Ни проклясть Станку, ни предать меня анафеме Олег не успел. Нечеловеческий вопль с улицы заставил нас сорваться с места в мгновение ока. Едва распахнули двери и выскочили на крыльцо, как перед нами предстала ужасающая картина: перевернутый гроб и лежащий в белых одеждах покойный Владимир Максимович — прямо на полной дорожке. Все содержимое гроба валялось вокруг в хаотичном порядке. Люди с нелюдями наступали на крест, топтали бумажный венчик и пинали куда-то в траву икону Спасителя. Ведомые ужасом, они совершенно не знали, куда двигаться и что делать.

— Что за чертовщина? — выдохнул позади меня Олег, и я ощутила стойкий сладковатый запах. Настолько сильный, что было трудно дышать, а глаза слезились. Станка закашлялась, сдерживая тошноту и закрывая рукой нос.

— Призванный, — выдохнула я, не способная сдвинуться с места.

Я никогда не думала, что Призванного можно связать с живой душой. Точнее, теории о подобном ходили, но, как гласили источники, подобное занятие было опасным и скорей всего привело бы к летальному исходу невольной жертвы. Сейчас же, точно в агонии, подле гроба корчилась женщина. Она хватала себя за волосы и извивалась, прогибаясь в спине так сильно, что ее позвоночник грозился переломиться пополам. Черный платок, подхваченный ветром, устремился ввысь, и в эту секунду дочь Владимира Максимовича замерла, а затем вновь издала истошный вопль.

Резкая боль заставила нас закрыть уши. Душа пожилого мужчины, цепями прикованная к телу его дочери содрогнулась. Он издавал безмолвные крики, не способный ни говорить, ни звать на помощь. Истерзанное полупрозрачное тело с оголенными участками костей дернулось, будто пытаясь вырваться, но ничего не вышло.

— Инга, Боже! Помогите ей! — закричал кто-то в толпе.

Я наконец смогла очнуться, истошно завопив, бросаясь наперерез отчаянной даме в черном костюме, попытавшейся помочь дочери усопшего. Она схватила ее за руку, и в этот момент Призванный вместе с его живым носителем в очередной раз дернулись, хватаясь за свою спасительницу.