Папа думал, что натаскивает меня как бойца, отправляя на обучение к мастерам. Даже удивительно, что никто из наставников не сдал меня. Но главному научил меня отец. Именно он в мои шестнадцать лет объяснил, что яд на моих руках — мое главное оружие. Объяснил спокойно и обстоятельно. Ровно также он рассказывал в мои десять о Способных, Измененных и Всевидящем Оке, организации людей. И таким же точно тоном, как в мои пять, он показывал картинки в книжке и поведал мне о различиях горгон. Лишь один раз за всю свою жизнь я слышала, как у отца дрогнул голос. В тот момент он говорил о маме.

Мама была человеком. Это раньше нас было много, и мы никогда не позволили бы смешаться крови горгон и простых людей. Но со временем наш вид вымирал. Горгоны-женщины могли выносить лишь одно дитя, на втором — они обычно обменивали свою жизнь на жизнь ребенка. Все же, пожалуй, дела у нас обстоят лучше, чем у фурий. У тех крайне редко рождается потомство. И бесчисленное множество ритуалов, чтобы зачать.

Горгоны зря переживали, что драгоценная кровь смешается с людской и тем самым ослабит нас. Нет, все вышло совсем по-другому. Женщина, зачавшая от мужчины вида «горгона», родит ребенка вида «горгона». Не слабее ее «чистокровных» сородичей. И, самое удивительная, женщина-человек могла родить и второго, и третьего, и это не причинило бы ей вреда.

Вот только моей мамы не стало в день моего рождения.

Выделяемый в моем организме яд был слишком силен. Обычно яд у горгон набирает концентрацию и мощность с возрастом. Но не у меня. А когда отец узнал, как именно действует моя отрава... Думаю, тогда он стал смотреть на меня чуть иначе.

Винил ли он меня в гибели мамы? Ни словом, ни делом никогда он не показывал этого. Но в глубине души я знала, что виновна.

Ах, зачем сейчас об этом? Я почувствовала сильную слабость в коленях. С силой закрутила кран. Нужно думать о спасении собственной жизни, а не в тысячный раз мечтать, как было бы, если бы... И не в миллионный раз корить себя за то, что появилась на свет ценой жизни той, кто мне подарила мир.

Всхлипнула и сразу зажала рот рукой. Открыла кран с ледяной водой, умыла лицо.

Грязную футболку не хотелось надевать на чистое тело, поэтому я выбрала объемный халат, висевший на одиноком крючке.

Вышла из ванной комнаты и сразу наткнулась на два тяжелых взгляда. Стас и Способная молчали. Это была неловкая тишина, такая, словно они только что разговаривали именно обо мне. Знакомая Стаса мягко улыбнулась.

— А вот и Лера, садись, девочка, сюда, — она вышла из-за стола, отодвинув мне один из мягких стульев.

Я подошла и непроизвольно скривилась, увидев на мягкой обивке сиденья клок рыжих волос.

— Сейчас, сейчас, — пробормотала Марь Петровна и принялась чистить материал.

Я же села на первое, что попалось. Удобное кресло словно обняло меня, мне показалось даже, что оно слегка завибрировало, убаюкивая. Сладостная тьма аккуратно подступала к сознанию, веки тяжелели. Через мгновение я погрузилась во мрак.

​

***

Проснулась от навязчивого солнечного лучика, пыталась отмахнуться рукой раз, второй, он не отставал. Проснулась, но глаз открывать не хотелось. Было так тепло, так мягко, хотелось понежиться в кровати подольше, пусть бы Марго забыла про время.

Реальность ворвалась резко и грубо. В виде хрипловатого смешка и ощущения прикосновения грубой кожи к моему лицу. Он погладил меня по щеке.

— Просыпайся, принцесса.

Сознание сыграло со мной неплохую шутку, позволив почувствовать себя в собственной кровати дома. Старый дырявый плед казался мне минуту назад нежнее шелка, а сейчас... Я бы брезгливо откинула тряпку, если бы не предостерегающий взгляд Стаса. Проследила за его рукой, увидела стоявшую у окна Марью Петровну. Я уже поняла, что этих двоих что-то связывает. Может, они родственники?