Это случилось в самый канун Нового года. Когда Селене сказали, что в кабинете директора ее ждет родная тетка, она решила, что это глупый розыгрыш, и никуда не пошла. В свои почти полные шестнадцать девушка перестала верить в чудеса. Стылая скамейка в стылом парке… Она – никому не нужный найденыш. У нее нет родственников.

– Савицкая, это еще что за фокусы?! – Дверь комнаты с грохотом распахнулась, на пороге, тяжело дыша от быстрой ходьбы, стояла сама Эмма Яковлевна. – Тебя уже давно ждут!

– Кто ждет? – Селена сползла с кровати, сунула босые ноги в тапки.

– Тетушка твоя. Тебе не передали, что ли?

– Нет у меня никого: ни тетушек, ни дядюшек… – Как же ей хотелось поверить, до слез, до истерики, но она себе запретила. Стылая скамейка в стылом парке – вот о чем нужно думать, вот о чем никогда нельзя забывать.

– Выходит, есть. – Директриса окинула ее цепким взглядом, покачала головой в такт каким-то своим мыслям, а потом сказала с нарочитой строгостью: – Поторопись, Савицкая. Некогда мне. И волосы причеши, а то ходишь лахудра лахудрой…

Эмма Яковлевна, громкая, грубоватая, строгая иногда до деспотичности, проявила неожиданную деликатность, стоило только Селене переступить порог директорского кабинета.

– Вот, я ее привела, – сказала она зычным басом и подтолкнула воспитанницу к сидящей спиной к двери женщине. – Оставляю вас наедине. Думаю, вам есть о чем поговорить.

Селена не успела опомниться, как дверь за Эммой Яковлевной захлопнулась, отрезая последний путь к отступлению.

– Здравствуй, девочка.

Она была красива необычной, даже какой-то пугающей красотой. Седые волосы, уложенные в замысловатую прическу. Лишенное возраста аристократическое лицо. Взгляд угольно-черных глаз пристально-внимательный и одновременно какой-то расфокусированный. Его невозможно выдержать, этот странный взгляд…

– Вы кто? – спросила Селена, игнорируя приветствие. Спросила нарочито грубо, чтобы за грубостью скрыть то зябкое, никогда раньше не испытанное чувство, которое под взглядом незнакомки рождалось где-то в животе.

Женщина понимающе улыбнулась, сплела унизанные перстнями пальцы на набалдашнике изящной трости. Зачем ей трость?..

– Меня зовут Элеонора. Я твоя тетя.

Вот так просто – здравствуйте, я ваша тетя! И где она была все эти годы – тетя?!

– У меня никого нет!

– Теперь есть. Я старшая сестра твоей матери.

– Матери у меня тоже нет.

– Да, ты права, матери у тебя нет. Она умерла вскоре после твоего рождения.

– Я тоже чуть не умерла вскоре после своего рождения.

– Не суди ее строго, девочка. Твоя мама была очень больна. Подойди-ка поближе. – Незнакомка, назвавшаяся ее тетей, вытянула вперед правую руку, точно пыталась нашарить что-то в пространстве перед собой.

Вместо того чтобы подойти, Селена попятилась. Только сейчас она поняла, что женщина слепа. Вот откуда этот странный взгляд, вот зачем ей трость…

– Ну же! – В голосе Элеоноры послышалось нетерпение, но не злое и раздраженное, а то особенное, которое идет рука об руку с ожиданием чуда. – Я хочу посмотреть на тебя.

Как она, слепая, может на нее посмотреть?.. Зачем на нее вообще смотреть? Шестнадцать лет не смотрели…

Захотелось уйти. Вот прямо сейчас развернуться и тихонько, на цыпочках, выйти из директорского кабинета. Селена даже сделала шаг к двери, но в самый последний момент остановилась. Родная тетя… ее тетя…

…Длинные пальцы, унизанные диковинными перстнями, нежно пробежались по ее лицу, задержались на скулах, губах, подбородке. Девушке не были неприятны эти прикосновения. В них даже сквозило что-то ласкающее, успокаивающее.