Пропуск я в итоге получил и вместе с Николаем Николаевичем прошел в его тесноватый персональный кабинет, где, судя по количеству дверей, личного туалета все же нет.

– Я подготовил для вас список лиц, подлежащих охране с вашей стороны. – Подполковник выложил на стол не самую маленькую стопку распечаток. – Но должен предупредить, что этот список приблизительный. В него вошли двадцать два наиболее значимых для Народного собрания человека. Государственники, те, кто не видит существования республики отдельно от России. Это вовсе не говорит о том, что оставшиеся вне списка депутаты желают создания независимого государства. Таких у нас официально насчитываются единицы. Но такие есть в общероссийской Государственной думе, хотя причины желания независимости Дагестана у всех разные. Одни считают, что Москва их грабит и забирает себе то, что республика зарабатывает. Другие спят и видят исламское независимое государство. Третьи считают, что смогут существовать на подачки Евросоюза и США, если разместят на своей территории военные базы НАТО, что для самой России неприемлемо. Примера Украины и прибалтийских стран им мало, они желают учиться только на своих ошибках. Здесь, – подполковник Муравьинский положил руку на распечатки, – все имеющиеся у нас данные значимых для Дагестана людей. На некоторых по две-три страницы. Домашние адреса, состав семьи, кто чем занимается вне депутатских обязанностей, а также все человеческие грешки, за которые противник может ухватиться, если узнает про них. Поэтому, как видите, на первой странице стоит гриф «Секретно». Распишитесь в ведомости на получение документов. На этом у меня пока все.

Я долго читал вписанное в три строки название документа. Почерк у Николая Николаевича однозначно говорит о том, что подполковник больше привык пользоваться клавиатурой компьютера. Чем человек чаще работает с машинным набором, тем труднее разобрать его почерк. Интересно, а в школе сейчас существуют уроки чистописания? Или теперь и там предпочитают машинный набор текста? По своему сыну я судить не могу, поскольку его воспитанием и всеми школьными делами занимается жена…

Подполковник ФСБ, судя по всему, очень занятой человек. За непродолжительное время моего визита ему звонили трижды, и разговоры, видимо, достаточно серьезны и не предназначены для третьих ушей, поэтому Николай Николаевич только смотрел на определитель номера, записывал номера на отдельном листе и не отвечал. Трубку он взял только после того, как я расписался в ведомости и встал, демонстрируя желание уйти. Николай Николаевич расписался на обратной стороне моего пропуска и, глянув на наручные часы, проставил время моего ухода. Причем время, как я обратил внимание уже за дверью кабинета, было выставлено с точностью до минуты.

От подполковника Муравьинского я поехал не на встречу с подполковником ФСО, с которым к тому же еще не созванивался, а к себе в казарму. Дело в том, что Муравьинский дал мне довольно мало информации. Хотелось заранее подготовить вопросы для его коллеги.

Однако на подъезде к военному городку мне вдруг позвонили.

– Капитан Одуванчиков. Слушаю, – отозвался я, даже не посмотрев на определитель номера.

– Пора уже привыкать называть себя майором, – нравоучительно произнес капитан Ромашкин. – Но я, Василий Николаич, звоню не для того, чтобы нотации читать. Извини уж, вырвалось… Короче, вышел я на сайт ИГИЛ и просмотрел его от и до. Скажу честно, ничего интересного или нового ни для себя, ни для тебя я не нашел. А потом я вошел во внутреннюю систему…