– Итак, ты предлагаешь мне принять его ослепительный костюм? – недоверчиво уточнил Перигрин.

– Разумеется. После такого письма было бы крайне грубо, неблагородно да и просто вульгарно возвращать его. Старик всего-навсего пытается всучить тебе ослепительно-новое платье взамен того, которое ты угваздал в его грязном люке. Не на чай же тебе, в самом деле, давать?

– Если бы ты видел его, то не стал бы называть стариком. С более странной и неуютной личностью я ещё никогда не сталкивался.

– Пусть так. Но на твоём месте я бы почистил пёрышки и явился к С. Гринслэду точно в 17.30.

– Именно это я и сделаю, – сказал Перигрин, помолчав. – Заметь, что в письме нет ни слова по поводу перчатки и приложенных к ней документов.

– Уже заметил.

– Держу пари, я заставлю этого С. Гринслэда отправить их специалистам.

– Ну, ну.

– Да, да. И вообще, Джер, пользуясь твоими словами, что, собственно говоря, произошло? Если мне по какой-то дикой, невероятной случайности выпадет шанс спасти жизнь «Дельфину», я почувствую себя на седьмом небе. Но все это так, затейливый эпизод. А тем временем нас ждёт очередной наплыв счётов.

– По крайней мере, – пожал плечами Джер, – не придётся ждать ещё одного от твоих портных.

Мистер С. Гринслэд был лыс, бледен, хорошо одет и больше ничем не примечателен. К его роскошному офису вёл целый ряд менее роскошных, но все же впечатляющих апартаментов. Мистер Гринслэд восседал за столом, рука его покоилась рядом с папкой, за спиной висела восхитительная картина, а перед носом сидел Перигрин, призвавший на помощь все приёмы, какими владел, чтобы скинуть напряжение.

– Мистер Джей, – говорил Гринслэд, – вы, безусловно, отдаёте себе отчёт в том, что наше свидание – результат вашей вчерашней встречи с мистером Кондукисом.

– Да.

– Прекрасно. Вот здесь у меня краткое изложение сути дела. Точнее – того предложения, которое, если можно так выразиться, вы сделали мистеру Кондукису. Все, что он запомнил.

Мистер Гринслэд надел очки и раскрыл папку.

– «Мистер Джей полагает, что театр „Дельфин“ следует отреставрировать и учредить там труппу для постановки пьес Шекспира и других авторов, создающих произведения высокой художественной ценности. Мистер Джей полагает также, что здание театра „Дельфин“ само по себе представляет культурную и историческую ценность».

Мистер Гринслэд поднял взгляд на Перигрина.

– Ваше предложение заключалось в этом, не так ли?

– Да, да, разумеется. За исключением того, что я не употреблял выражение «художественная ценность», поскольку терпеть его не могу.

– Мистер Джей, известно ли вам хоть что-нибудь о сфере интересов мистера Кондукиса?

– Я… нет… Я знаю только, что он… он…

– Необычайно богат и склонен к отшельничеству? – предположил мистер Гринслэд с лёгкой заученной улыбкой.

– Да.

– Да. – Мистер Гринслэд снял очки и аккуратно положил их на подушечку, которой был оборудован, помимо прочего, его необычайно сложный письменный прибор. Перигрин было решил, что сейчас последует откровение по поводу привычек мистера Кондукиса, но мистер Гринслэд просто произнёс: «Прекрасно», – и после приличествующей случаю паузы любезно попросил Перигрина немного рассказать о себе. Например, о своём образовании и карьере.

Перигрин поведал, что родился и воспитывался в Новой Зеландии, в Англию приехал, чтобы поступить и закончить театральную школу, после чего здесь и остался.

– Мне известно о ваших успехах на театральном поприще, – сказал мистер Гринслэд. Перигрин моментально решил, что его собеседник провёл собственное конфиденциальное расследование.