Пожилая дама: Благодарю вас, сударь. Теперь мне все ясно. Но ведь лошадь не может перманентно заменить те органы опилками?

– Это лишь временная мера, сударыня, и, признаться, никто от нее не в восторге.

Пожилая дама: Все же я нахожу ее опрятной, если, конечно, опилки чистые и свежие.

– О сударыня, история не знает опилок чище и свежее тех, что набивают брюхо лошадям мадридской арены.

Пожилая дама: Весьма рада это слышать. Скажите, а кто тот джентльмен с сигарой, и что за яствами он лакомится?

– Это, сударыня, Домингвин, удачливый организатор боев, матадор в отставке и личный импресарио Доминго Ортеги, а вкушает он креветки.

Пожилая дама: Давайте и мы их закажем, если вас не затруднит, и отведаем. У него лицо славного малого.

– Верно подмечено, только не ссужайте ему денег. Здешние креветки высшего сорта, хотя через улицу они куда крупнее, да и называются лангостинос. Официант, три порции гамбас!

Пожилая дама: Позвольте, как вы их назвали?

– Гамбас.

Пожилая дама: Если не ошибаюсь, по-итальянски слово гамба значит «конечность».

Автор: Неподалеку отсюда есть итальянский ресторанчик, буде вам захочется там отужинать.

Пожилая дама: Он популярен среди тореро?

Автор: Ни в коем случае, сударыня. В нем не продохнуть от политиканов, которые превращаются в парламентариев, если замечают на себе чужие взгляды.

Пожилая дама: В таком случае давайте поужинаем где-то еще. А где столуются матадоры?

Автор: В скромных меблированных номерах.

Пожилая дама: Вам знаком хотя бы один из них?

Автор: Безусловно.

Пожилая дама: Я бы хотела узнать их ближе.

Автор: Скромные меблированные номера?

Пожилая дама: Нет, сударь. Матадоров.

Автор: Но сударыня, многие из них насквозь изъедены кое-какими хворями!

Пожилая дама: Извольте рассказать подробнее об этих хворях, чтобы я сама вынесла суждение. Они поражены свинкой?

Автор: Ни-ни, сударыня, жертвой свинки пало лишь малое их количество.

Пожилая дама: У меня была свинка, и я ее не страшусь. Что же до иных недугов, они редки и причудливы?

Автор: Нет, они встречаются повсеместно. Позднее мы обсудим их подробнее.

Пожилая дама: Но скажите, пока не ушли: был ли этот Маэра самым храбрым тореро из всех, кого вы знаете?

Автор: Да, сударыня, потому что был самым умным из всех прирожденных храбрецов. Проще быть тупым смельчаком, нежели исключительно сообразительным и отважным. Марсиалю Лаланду в смелости не откажешь, однако его смелость целиком обязана уму, она благоприобретенная. Игнасио Санчес Мехьяс, женившийся на сестре Хоселито, превосходный, пусть и скучноватый бандерильеро, был очень отважен, но эту отвагу он набрасывал на себя чуть ли не как штукатурку мастерком. Он словно то и дело норовил щегольнуть волосатостью груди или устройством куда более интимных частей своего тела. Смелость в корриде служит не для этого. По идее, она встает на пути страха, не дает тореро помешать исполнению выбранных элементов. А вовсе не для того, чтобы дубасить ею зрителя.

Пожилая дама: Покамест меня никто не дубасил своей смелостью.

Автор: Сударыня, сходите на Санчеса Мартинеса, и вас отшелушит на обе корки.

Пожилая дама: Когда это можно сделать?

Автор: Нынче он на пенсии, однако если разорится, вновь полезет на арену.

Пожилая дама: Похоже, вы его недолюбливаете.

Автор: Я отдаю должное его смелости, навыкам обращения с бандерильями и нахальству, но он мне неинтересен – ни как матадор, ни как бандерильеро, ни как человек. А посему в этой книге я уделяю ему немного места.

Пожилая дама: Вам не кажется, что вы чересчур пристрастны?

Автор: