– Сейчас будет, – заверил майор. – Попробовал бы он не быть…

– Дисциплина у тебя – железная! – с лукавым восхищением произнес Гуров.

– А то!

Для поездки в Антонову Балку Вахитов выделил Гурову служебную машину. За рулем сидел Семен Лежаков. По пути познакомились и разговорились.

– Всю официальную часть, связанную с убийством, мне доложили в подробностях в районном отделении, – сказал Лев Иванович Лежакову. – А от тебя мне бы хотелось услышать что-нибудь неофициальное. Ну, что-то такое, что осталось у тебя в душе и о чем ты не сообщил начальству. Только не говори, что ничего особенного у тебя нет! Есть, я знаю!

– А если и есть, что с того? – с долей иронии поинтересовался Лежаков.

– Ну, так расскажи, – попросил Гуров.

– Так вы тоже вроде как начальник, – усмехнулся Семен. – Своему начальству я, допустим, не рассказал, а вам возьми и расскажи. Нелогично как-то получается, товарищ московский полковник.

Лежаков Гурову также понравился с первого же взгляда, как и его начальник Вахитов. Этот Лежаков, даром что молодой, не испытывал перед Гуровым никакой робости, не силился казаться лучше, чем он есть на самом деле, – словом, был самим собою. И это было замечательно, потому что Гуров знал, с кем имеет дело, и, соответственно, прекрасно понимал, как себя с Лежаковым вести. «Все они здесь такие, что ли? – подумалось Гурову. – Просто какой-то девственный заповедник, а не кусок России!»

– Да какой я тебе начальник, – усмехнулся Лев Иванович. – Я такой же опер, как и ты. А звание… да и черт с ними, с этими званиями! Разве дело в них? А потому забудь про мое звание и зови меня запросто – Лев Иванович.

– Лежит у меня на душе тяжкая оперативная тайна, – после некоторых раздумий сказал Лежаков. – Лежит, проклятая, и терзает мне душу…

– Начало многообещающее, – улыбнулся Гуров.

– А продолжение будет еще интереснее, – пообещал Семен. – Дурак я, вот что.

– Неужели? – не поверил Лев Иванович.

– Точно. И Васька Курятников… антоновский участковый, то есть… тоже дурак. Получается – два дурака. Я – потому что вовремя не догадался у него спросить, а он – потому что не додумался мне рассказать. Вот и рассудите – разве не дураки?

– Да о чем речь-то? – с искренним интересом спросил Лев Иванович.

– Об убийстве, о чем же еще… А вернее, об убитом.

– Ну-ка, ну-ка…

– Да дело-то простое… Вот смотрите, что получается. Убитый – человек не местный. Так?

– Ну так, – согласился Гуров.

– А коль он не местный, то, значит, никакой собственной крыши над головой у него в Антоновке нет. Правильно?

– Правильно, – снова согласился Лев Иванович, хотя пока и не понимал, к чему Лежаков ведет.

– А ночевать-то ему где-то надо или нет?

– Наверно, надо… – осторожно предположил Гуров.

– Вот! А где он, по-вашему, может переночевать в Антоновой Балке?

– Да где угодно… Например, в каком-нибудь сарайчике или, допустим, под той же ивой, где его и нашли убитым. На дворе-то – лето.

– Ну, это вряд ли, – не согласился Семен Лежаков. – На дворе-то, конечно, лето, но ведь роса. А от нее так вымокнешь и озябнешь, что – мама не горюй! Даром что июль. Вот я и подумал: а где же он ночевал, убитый-то? Конечно, могло статься, что и нигде. А как только он вошел в Антонову Балку, так сразу же его обухом по голове… Пришел, значит, к Вороновым, сцепился с ними, они его вышвырнули, накостыляли ему – и того… Но ведь так не может быть? А, Лев Иванович? Версия же просто невероятная! Тем более что убили его через сутки после конфликта. Ну так где-то эти сутки он обретался! Под чьей-то крышей. Не собака же он бездомная! Это собаке не нужна крыша, а человеку – требуется.