– Лариса боролась с этим лагерем, пыталась натравить на бомжей полицию, но другие соседи, не такие богатые, были против: бомжи берутся за любую работу, денег требуют мало – дешевая рабсила, понимаете?

– Бузякина пыталась выжить бомжей, а вы их подкармливали? – уточнила Алла. – Да еще и с ее стола?

– Господи, да я ж им не севрюгу и икру относила – так, остатки салатиков, колбаски чуток, пирожков… Да там этого вообще никто не ел – все больше на деликатесы да на дорогой алкоголь налегали!

– Ладно, мы еще к этому вернемся. Значит, вы шли кормить бомжей…

– Я уже возвращалась, – перебила горничная. – А Лариса… она там… лежала. – Нос женщины опасно покраснел, нижняя губа задергалась, и Алла испугалась, что она сейчас разразится рыданиями. Не от жалости к погибшей, а от пережитого стресса: не каждый в такой ситуации способен справиться самостоятельно, некоторым требуется помощь специалиста.

– Знаете, я даже не сразу поняла, что она с балкона упала, – продолжала Татьяна. Речь ее внезапно стала быстрой и сбивчивой, как будто она торопилась выложить как можно больше до того, как чья-то невидимая рука начисто сотрет случившееся из ее памяти. – Подумала, поскользнулась и упала… Неудачно. Я подошла ближе и тут кровь увидела. Не много крови, и я присела на корточки, позвала ее… а у нее глаза раскрыты, как… как у фарфоровой куклы, широко-широко так. И тогда я закричала.