– И впредь, уверена, не сделаешь этого, – сказала миссис Аллертон. – Я воспитывала тебя приличным человеком, – добавила она с чувством.

– Так что заслуга в этом твоя, и я тут ни при чем.

Ехидно улыбнувшись, он сложил письмо и вернул его в карман. Миссис Аллертон не удержалась от мысли: «Почти все письма он мне показывает. А когда от Джоанны – только зачитывает куски».

Однако она прогнала эту недостойную мысль и привычно решила явить широту души.

– Не скучает Джоанна? – спросила она.

– Когда как. Пишет, что хочет открыть магазин в Мэйфере[15].

– Она всегда жалуется на жизнь, – с легкой неприязнью сказала миссис Аллертон, – а между тем ходит по гостям, и гардероб должен ей стоить целое состояние. Она прекрасно одевается.

– Так она, скорее всего, не платит за это, – сказал Тим. – Нет-нет, мам, я имею в виду совсем не то, что тебе подсказывает твое эдвардианское мировоззрение[16]. Просто она не оплачивает счета, только и всего.

Миссис Аллертон вздохнула:

– Не представляю, как людям удается это делать.

– Это в некотором роде особый талант, – сказал Тим. – Если иметь достаточно экстравагантные вкусы при полном непонимании, чего стоят деньги, – тебе откроют какой угодно кредит.

– Пусть, но в конечном счете тебя отправят в суд – за неплатежеспособность, как сэра Джорджа Вуда, беднягу.

– У тебя какая-то слабость к этому конскому барышнику – уж не оттого ли, что в тысяча восемьсот семьдесят девятом году, увидев тебя на балу, он назвал тебя розанчиком?

– В тысяча восемьсот семьдесят девятом я еще не родилась! – с чувством возразила миссис Аллертон. – У сэра Джорджа обворожительные манеры, и не смей звать его барышником.

– Я слышал занятные истории про него от знающих людей.

– Тебе и Джоанне все равно, что пересказывать о людях, – чем гаже, тем лучше.

Тим поднял брови:

– Дорогая, возьми себя в руки. Вот уж не представлял, что старина Вуд у тебя в таком фаворе.

– Ты даже не можешь вообразить, чего ему стоило продать Вуд-Холл. Он страшно дорожил поместьем.

Можно было возразить, но Тим сдержался. Кто он такой, в конце концов, чтобы судить других? И он раздумчиво ответил:

– Насчет этого ты, пожалуй, права. Линит звала его приехать и посмотреть, как она устроилась, – так он наотрез отказался.

– Еще бы! Надо было все-таки подумать, прежде чем звать его.

– Он, по-моему, затаил злобу на нее – всегда что-то бурчит под нос, когда завидит ее. Не может простить, что за источенное червями родовое гнездо она выложила немыслимые деньги.

– Ты и этого не можешь понять? – бросила ему миссис Аллертон.

– Честно говоря, – невозмутимо ответил Тим, – не могу. Зачем жить прошлым? Липнуть к тому, что было, да сплыло?

– А что ты предложишь взамен?

Он пожал плечами:

– Что-нибудь живое. Новое. Ведь какая редкость – не знать, что принесет завтрашний день. Что хорошего наследовать бросовый клочок земли? Гораздо приятнее зарабатывать на свой страх и риск.

– Например, успешно провернуть дельце на бирже.

Он рассмеялся:

– Почему бы и нет?

– А если так же успешно прогореть на бирже?

– Довольно бестактное замечание, дорогая, и уж совсем некстати сегодня… Как же насчет Египта?

– Ну, если…

Он с улыбкой прервал ее:

– Решено. Мы же всегда хотели побывать в Египте.

– Когда ты предлагаешь ехать?

– Да прямо в будущем месяце. Январь там – чуть ли не лучшее время. А пока несколько недель еще потерпим замечательных обитателей нашего отеля.

– Тим, – с упреком сказала миссис Аллертон и виновато добавила: – Я почти обещала миссис Лич, что ты сходишь с ней в полицейский участок. Она совсем не понимает по-испански.