– Не будет ли это слишком смело, если я попрошу у вас разрешения взглянуть на это странное письмо? – придумал наконец Иван Никитич. – Может, я смогу истолковать, что Катерина Власьевна имела в виду. Ежели, конечно, оно слишком личное, то я ни в коем случае…

– Ах, верно! – обрадовалась Татьяна. – Вы же писатель. Это будет даже хорошо, если посторонний человек, да еще с чувством слова прочитает то, что maman написала. Мы с тетушкой почему-то совершенно по-разному поняли смысл письма.

– Осип! Осип Петрович! – отнимая платок от глаз, закричала Марья Архиповна.

– Здесь я, – отозвался управляющий, так и стоявший у нее за спиной.

– Принеси, любезный, нам письмо Катерины Власьевны. То, что я велела тебе отнести в кабинет Бориса Савельевича.

– Борис Савельевич – это мой брат, – пояснила для Ивана Никитича Татьяна. – Он с нами живет, помогает матушке вести дела на фабрике. Есть еще старший, Георгий, но он сейчас путешествует за границей. По делам, с целью налаживания новых торговых связей. У моего покойного батюшки большое дело было. Шерстяные изделия. Матушка с братьями не стали продавать фабрику и лавки после его смерти, решили сами дела вести.

Вновь явился Осип, неся на подносе толстый конверт. Татьяна вынула из него стопку листов и один из них протянула Ивану Никитичу:

– Прочтите вот эту часть. Что вы об этом думаете?

Иван Никитич принял лист плотной дорогой бумаги из руки девушки и прочитал вслух:

«Августа, 26 дня, 1900 года,

Любезное мое семейство!

Храня в сердце своем глубокую любовь к каждому из вас, должна уведомить о том, что я вас покидаю. Я не раз заговаривала с вами о своем желании сложить дела и посвятить себя другому. В ответ вы лишь улыбались и качали головами, будучи уверенными, что я всегда буду с вами рядом. Однако же долг мой перед любимым семейством я считаю исполненным: дети мои выросли и более не нуждаются в моих каждодневных заботах. Дело покойного мужа я не бросила и не продала, а напротив: доходы преумножила. Дом наш в порядке и достатке. И пока я чувствую в себе силы, то вспомню теперь и о долге перед своей душой, жаждущей райского сада. Сим письмом желаю оставить также материальные распоряжения, дабы избежать ссоры меж вами.

Знайте, что я всегда преданно любила и буду любить вас. Бог даст, мы свидимся вновь через какое-то время. Ежели нет, то не взыщите и не поминайте меня дурным словом.

Любящая вас,

Катерина Власьевна Добыткова».

– Почерк точно ее, мне он хорошо знаком, – подтвердил Лев Аркадьевич, заглядывая через плечо Ивана Никитича.

– Письмо помечено позавчерашним числом. Катерина, надо думать, его перед отъездом в Петербург написала. Стало быть, тому уж два дня, как она решилась нас навсегда покинуть. Мы-то и не ведали, что случилось. Гадали, вернется ли она вчера дневным или вечерним поездом, потом ждали, что сегодня она утренним приедет домой. Так тут еще с Покровской, где у нас торговля ведется, прибежал мальчик спрашивать ее. Борис-то еще с утра ушел туда. В конце месяца он всегда счета и товар проверяет в лавке. А у Катерины, оказывается, там встреча была назначена сегодня. То-то Борис удивился, что его матушка не являлась. Она не из таких, что забывают, если что договорено. Катерина всякий раз все свои дела и встречи записывала и сверялась по этим записям. – рассказала Марья Архиповна. – И тут как раз это письмо. Так мы и поняли, что она пропала.

– К письму были приложены распоряжения относительно имущества: домов, лавок, фабрики и земельных наделов, – сказал Осип Петрович, кажется, впервые с прихода гостей, позволивший себе вставить слово в общий разговор.