По красивой широкой дуге обойдя Кирилла, пес со всего маху несся в их сторону. Коротко взвизгнув, Марина метнулась в подъезд, уронила Сашку на бетонный пол и обеими руками притянула хлипкую дверь. Тут же с другой стороны на деревянную преграду обрушилась беснующаяся туша. Дверь содрогнулась, чуть не вырвавшись из намертво сжатых пальцев.

- Эй, ты чего хулиганишь?! Во молодежь пошла! Все пьяницы, наркоманы, нет чтоб работать – бомжуют тут! Накурют, нагадют, еще и с дверьми балуются! А ну пусти ручку сей минут!

Оглянуться сил не было – Марина продолжала удерживать тяжело содрогающуюся дверь.

- Никакого уважения старому человеку! Ты с ней говоришь, она даже не обернется! – старушечий голос затрепетал в радостной готовности к скандалу, - Знаю, знаю, зачем сюда претесь, небось, пащенка своего поссать завела, а людям потом нюхай после вас! Понарожают безотцовщину в 15 лет…

Дверь содрогнулась сильнее, словно к беснующемуся за порогом ужасу присоединился кто-то еще. Послышался короткий гортанный вскрик, всплеск бешенного рыка, но рычал уже не один, а два зверя, вновь толчок, удар… И тишина. Бившаяся, будто живая, дверь бессильно обвисла, вновь превращаясь в безжизненный кусок дерева.

- Нормально, можно выходить, - послышался с той стороны мужской голос. Говорящий захлебывался воздухом, словно… словно только что сражался с громадным обезумевшим псом.

- Отойдешь ты, или тебя палкой огреть! – яростно, не хуже давешнего пса, взвизгнула бабка.

С трудом разжав зацепеневшие пальцы, Марина выпустила ручку. Полоса света вкатилась в подъезд, осветив скорчившегося на полу Сашку и необъятную бабу с клюкой. На втором этаже живет, припомнила Марина.

Негодующе посверкивая глазами, бабища протопотала между Мариной и Сашкой:

- Совсем охамели, стыд потеряли, детей на дороге разбрасывают, - короткая пауза, - Собак своих поганых на дороге разбрасывают, грязищу развели, повернуться негде…

Гневный речитатив, сопровождаемый постукиваньем палки, и топотом монументальных ботинок, удалился. Двигаясь медленно и угловато, словно поломанный робот, Марина подняла с пола тихого, как мышка, Сашку и выбралась наружу. Щурясь от света, особенно яркого после тьмы подъезда, она боязливо огляделась по сторонам.

Пес лежал на боку. Только сейчас Марина сумела рассмотреть его короткую рыжую шерсть, все еще вздыбленную на загривке, громадные лапы с мощными когтями, зубы в раззявленной пасти... Продолжая крепко прижимать Сашку к груди, она медленно осела на асфальт.

- Да-да, живой, я его оглушил, надо будет – добавлю, но вы поторопитесь. Разобраться надо, что это он в атаку пошел, - вооруженный мобилкой Кирилл подошел к ней, и коротко бросив в телефон, - Да, жду, - попытался подхватить Марину под локоть.

- Худо, Марина Сергеевна? Ничего, сейчас…

Продолжая сидеть на асфальте, Марина подняла на него безумные глаза и мертвым, безжизненным голосом произнесла:

- Сашка погиб. Я не помогла ему, я его бросила, и он погиб.

- Марина, вы что? Вот он, Сашка, перепугался, конечно, но жив-здоров. У вас на руках сидит…

Марина отрицательно помотала головой:

- Я осталась на месте, я стояла, пес меня не тронул, а Сашка погиб.

- На месте? Интересно, а кто же тогда несся через всю аллею быстрее собственного визга? – Кирилл наклонился, пристально взглянул ей в лицо, и тяжко вздохнул, - Все ясно, запоздалая реакция. Прошу прощения, Марина Сергеевна.

И коротко, без замаха хлестнул ее по щеке.

Изумленно ахнув, Марина тут же вскочила, свободой рукой прикрыла пылающую щеку и с достоинством процедила: