Настя написала: «Нет. Не хочу».

Он написал: «Простите. Забудьте».

Она тут же ответила: «Роль – не хочу! Зачем вы называете это ролью?»

Он написал: «Тогда пришлите, пожалуйста, ваши паспортные данные, я закажу вам билет до Москвы».

Разумеется, он встречал ее с цветами. Конечно же, их ждала черная машина.

Когда они вошли в его квартиру, из комнаты в конце коридора вышла красивая женщина лет пятидесяти, в домашних брюках и тонком свитере.

У Насти внутри всё оборвалось и рухнуло.

– Ниночка, привет! – сказал ВЭМ. – Объясни Анастасии Дмитриевне, как у нас тут всё устроено, а я побежал, мне в Минкульт, а потом репетиция.

Ниночка, то есть Нина Васильевна, оказалась домработницей. Ну или помощницей, если вам больше нравится. Настя первый раз в жизни сидела за столом и завтракала, чтоб ей подавали, и спрашивали, какой крепости кофе, со сливками или без, и подогреть ли сливки, или лучше холодненькие.

Вообще всё было первый раз в жизни.

Первый раз в жизни – дорогой магазин одежды.

Первый раз в жизни – вечеринка со знаменитостями.

Первый раз в жизни – маленький бассейн на даче.

И конечно, первый раз в жизни – ощутить себя избранницей великого человека. Это было так прекрасно, вдохновительно и упоительно, что она потом не могла сама себе ответить, хороший ли был секс. Этот вопрос казался глупым. Не хороший, а просто небесный!

Эти первые разы так закрутили Настю, что она как будто бы забыла про свою работу, про свои театральные мечты.

Но через полмесяца примерно вспомнила.

– ВЭМ! – она так звала его дома, и он не возражал. – ВЭМ, ты не забыл, что я все-таки актриса? Мне нужна хорошая роль! В хорошем театре.

– Роль-роль-роль, – он наморщил лоб. – Театр-то не проблема, а вот роль? Хм. Да ради бога. Любая роль. Ткни пальцем.

– Пальцем? Куда? – она не поняла.

– В список лучших женских молодых ролей. Пожалуйста! Хоть Офелия, хоть Корделия! Хоть Катерина, хоть Нина Заречная. Хоть Гедда Габлер, хоть Бланш Дюбуа. Пожалуйста.

– А кто сейчас ставит «Гедду Габлер»? – спросила Настя.

– Да понятия не имею. Никто, наверное. Но я скажу – поставят. Мне только трубку снять, они передо мной как цуцики. Поставят, еще как! С тобою в главной, она же заглавная, роли!

– А ты сам не хочешь поставить «Гедду Габлер»?

– Нет, прости.

– А почему?

– У меня сейчас выпуск в Щепке. И еще новое прочтение «Травиаты» в Мюнхене.

– А если не сейчас, попозже?

– Я не очень люблю Ибсена.

– Слава! – она в первый раз назвала его по имени. Не ВЭМ, не «любимый», а просто Слава. – Скажи, Слава, а я – хорошая актриса?

– Ну… – вздохнул он. – Так…

На том и разошлись.

Спасибо не расписались. Не успели. Только заявление подали.

Тридцать пять примерно лет тому назад, а именно в конце 1980-х, когда перестройка уже вовсю бушевала, но Советский Союз еще стоял как колосс на хорошо покрашенных ногах, так что не было видно, из чего эти ноги сделаны… – но не бойтесь, это не о политике!

Итак.

Тридцать пять примерно лет тому назад в аудиторию одного весьма престижного вуза вошел преподаватель, высокий, смуглый и без портфеля. Аудитория была большая, примерно на полтораста человек. «Поточная аудитория», как говорили тогда, и в ней должна была состояться поточная лекция – то есть для всего курса.

Его неохотно, но вежливо приветствовали студенты, встав со своих мест. Тогда не сейчас – в те годы требование вставать при входе преподавателя в аудиторию, а также приходить на лекцию в костюме или хотя бы в пуловере поверх сорочки с галстуком (для студентов) и в платье, или в блузке под пиджаком делового стиля (для студенток) – еще не считалось измывательством над свободной личностью. Короче говоря, студенты встали, потом сели, преподаватель подошел к доске, взял кусок мела, написал: «Социальная статистика» и обернулся к аудитории.