– Тварь.

– Что?

– Тварь он, вот что, Кунни этот. У меня и так ни хрена не ладится, еще со стажером возись.

Сергей достал из ящика стола потертый, видавший виды редакционный ноутбук, болезненно щурясь, воззрился в засветившийся зеленым экран. Хотя, чего ждать от Воскуткова, кроме гадостей – вражде и негласной войне между ним и Воскутковым причиной был сам Сергей.

Бянко учился на журфаке, а доцент Воскутков заведовал кафедрой в этом же университете, и все было хорошо – никто никому не мешал. Но однажды некая восемнадцатилетняя особа, поступившая на первый курс журфака и получившая полную свободу от родительской опеки (родители остались в далекой карельской деревне), возжелала всяческого порока и быстрого грехопадения. Родители снимали для юной студентки комнату в трехкомнатной квартире, где жили бухари, и Юля (так звали первокурсницу) дала в газету объявление: «Девушка 18/180/72 ищет любовника для сеансов куннилингуса. Комната есть». Бывалый павиан Воскутков, наткнувшись на такое заманчивое объявление, шанса своего не упустил – он отправил письмо до востребования, и вскоре встреча состоялась. Воскутков неприятно поразился, узнав в любительнице куннилингуса свою студентку. Но делать нечего – девушка была аппетитная, а Воскуткова терзали бесы низменных желаний. Дело, к обоюдному удовольствию, прошло как нельзя лучше. Воскутков сделал требуемое, а Юлька отдалась бурно и страстно. Всю ночь дома, в супружеской постели, рядом с посапывающей супругой, Воскутков радостно и нервно вспоминал недавние подвиги. Днем Воскутков продолжал радоваться, как ребенок, – здорово ему повезло с этой Юлькой. В дальнейшем ему не составит труда склонить ее к новым и новым «сеансам», благо она всегда рядом – на вверенном ему факультете.

Но Юлька была трепло. Обычно девки, если даже много и со всеми подряд, помалкивали о своих подвигах, но Юлька разнесла всем. Закатывая глаза, она томно говорила: «Владимир Иванович делал мне умопомрачительный куннилингус. Это что-то!» День, два – весь университет только и говорил, что об умении Воскуткова здорово работать языком. Студенты толкали друг друга локтями и говорили, указывая на проходившего мимо Воскуткова: «Смотри, смотри, Куннилингус идет!» После прозвище сократили до дипломатично звучащего Кунни, но все-то знали полный титул доцента.

В уважаемом всеми вузе такого скандала потерпеть не могли – Юльку отчислили, а Воскуткова попросили «по собственному желанию».

Воскутков лихо устроился в газету к Калашникову и сразу из-за своего крутого резюме (доцент, светило журналистики), получил должность заместителя редактора. Жить бы ему тут и радоваться, да судьба послала в эту газету окончившего курс Сергея Бянко. Его рекомендовал друг отца – шишка из Ленсовета, потому Сергею сразу дали штатную должность репортера, стол и прозвище Серафим. А Бянко рассказал оболтусам-репортерам об истинной сущности нового зама. Воскутков с ужасом понял, что и здесь он отныне будет проходить под кличкой «Вовка Куннилингус, он же Кунни», и всем новым людям редакционные бездельники будут рассказывать его греховную историю.

Сергей усмехнулся, отщелкав на клавиатуре: «Отец Боун», – есть за что Воскуткову ненавидеть его, болтливого Серафима. Ну и хрен с ним, с Кунни, он ему за стажера не спустит, отомстит в удобный момент. А вообще, Юлька была барышня спелая! Ей бы Сергей сам с удовольствием сделал куннилингус.

Через плечо в экран ноутбука заглянул Калашников.

– Пишешь про отца?

– Юрий Палыч, – сбросил оцепенение Сергей. – Начал писать. Говорил с ним сегодня. Мутный он тип.