– Платья?

  – Свадебные. Платья, – по слогам пропел Вадик, в то время, когда расторопный Саша вкатывал вешалку с белыми объёмными чехлами, висящими стройными рядами. Потом вторую вешалку, следом третью и четвёртую.

  Пятьдесят оттенков серого, говорите? Сто пятьдесят оттенков белого – вот где филиал ада на земле! Вот, как выглядят настоящие пытки, по сравнению с которыми мезотерапия – детская шалость.

  Котёночкину одевали и раздевали, раздевали и одевали, одевали и снова раздевали. Зашнуровывали корсеты, застёгивали миллион мелких пуговиц, она путалась в нижних юбках, фатиновых рукавах, у неё сводило ноги от постоянного топтания в туфлях на экстремально высокой шпильке, а примерка должна была проходить именно в такой обуви. В глазах рябило от яркого света, голова кружилась от названий тканей, модных домов, брендов. Её уже тошнило от белого цвета всевозможных оттенков и фасонов.

  – Сними это, дорогая, – Вадик указал рукой на лифчик Лили – обычный, базовый, как сказала консультант в магазине нижнего белья.

  В это же мгновение щёлкнули крючки, бюстгальтер телесного цвета, без кружева и пуш-апа скатился по плечам, а Лиля взвизгнула, прикрывая груди руками.

  – Дорогая моя, – заверещал в унисон с клиенткой Вадик. – Это катастрофа! На тебя не сядет ни одно платье, ни одно, пока на тебе напялено это ужасное изделие! Грудь к осмотру! – визгливо приказал Вадик, в это время Саша дёрнул руки Лили вниз, выгнул девушку в спине, кажется, в попытке свести лопатки вместе. – Кто подбирал бельё? Скажи мне имя этого шоппера, и я навсегда внесу его в чёрный список! О, боги! – Мэрилин Монро продолжал с усилием держать Лилю за плечи, а три пары глаз смотрели на почти голую девушку.

  Одного этого Котёночкиной было достаточно, чтобы захотеть умереть тут же, мгновенно, не сходя с места. И пусть во взглядах «девочек» не было никакого интереса, кроме профессионального – с таким интересом обычно врачи разглядывают рентгеновские снимки пациентов, но Лилия Котёночкина испытывала неловкость даже в кабинете врача, а туда она приходила сама, по доброй воле, и ей там ни разу не заламывали руки. И, явно чтобы добить клиентку и не мучиться дальше, Вадик подал знак рукой тому, кто держал Лилю со спины, и тут же ладони обхватили груди девушки.

  – Брасьер, нам нужен брасьер! А так же корбей, силиконовый, естественно, тут всё ясно, – «тут всё ясно» прозвучало крайне уничижительно для Лилии, хоть и справедливо, не могла не признать Котёночкина. – И трансформер, – сделал вывод Вадик, и расторопный Женя рванул из помещения вон, на ходу покачивая узкими бёдрами и потряхивая в такт движений внушительной грудью.

  Лиля не знала, что такое корбей или брасьер, интуитивно она не ждала ничего хорошего. Да и какая девушка в своём уме будет ожидать хорошего, стоя полуголой перед одним почти мужчиной, одним средним родом, а почти женщина в это время держит её за руки. Слёзы невольно навернулись на глаза Котёночкиной, она начала оседать в руках «Мэрилин Монро», надеясь упасть в обморок.

  – Первый раз настолько нервная клиентка, – странно нормальным голосом пробурчал Вадик и сдул цикламеновую чёлку со лба.

  – Что здесь происходит? – раздался голос Аарона Эрнестовича Абалденного, по которому сразу было понятно: шеф не в духе. Сильно–сильно не в духе, настолько, что служащие рискуют остаться без премиальной части заработной платы, и это в случае, если рабочие места останутся за ними.

  Лиля почти подпрыгнула на месте и уставилась на входящего, напрочь забыв, что вообще-то одета не по форме. Если только трусы бежевого цвета, небольшие и наверняка неправильно подобранные, демонстрирующие не по дресс-коду торчащие тазовые косточки, считать формой. В одном она была уверена как никогда – в данный момент Лилия Михайловна Котёночкина справилась со своей задачей быть «незаметной», Аарон не удостоил её ни единым взглядом, он пожирал глазами Вадика.