- Тим. Ты не подумай, что я выпрашивала. Я просто пожаловалась, что давно мечтала попасть в Большой театр. А он сказал, что как раз хотел предложить сходить туда – уникальная возможность увидеть постановку английского театра. Там известная опера «В пучине тоски».

    Черт, у меня аж злость испарилась от такой бесхитростной ограниченности.  Летом гастроли, очевидно,  Королевского оперного – это и правда из разряда Мега, но черт, в школе что ли не училась? Великого Пуччини скрестить с названием его же оперы?! И на кой ей тогда сдался Большой, если в искусстве разбирается, как свинья в тригонометрии? Статус? Вычитала, что в партере дамы высшего света блещут драгоценностями и нарядами? Да не факт. Достаточно просто элегантной одежды.

     Маленькая, алчная шлюшка, мечтающая стать светской львицей. А папенька словно и, правда, решил ее удочерить. С великовозрастным сынулей не посюсюкаешься, а тут такой адреналин. Трогательно нежная девочка, о которой хочется заботиться, невинные глазки и пухлый ротик, лихо отсасывающий член.

Накатилась усталость, граничащая с апатией. Я бессилен отменить эти бриллианты, как задачу в компьютере, бессилен отменить ее торжественный выход в свет с еще не разведенным  отцом. Бессилен помешать торжеству безумия.

      Стало невыносимо горько. Неужели вот так наша семья развалится?

  Матери он подарил первые бриллианты на двадцатилетие совместной жизни. Мысли о маме, словно раскаленной паутиной, опутали сердце.  Если я так бешусь и нервничаю, то каково ей?

        Сколько себя помню - «Матюша, тебе нельзя жирное!», «Матюша, от соленого поднимется давление». Карусель завертелась, подбрасывая кадры, которые постепенно сложились у меня в целостную картину. «Матюша, я из Пятигорска привезла пояс из собачей шерсти!» Все правильно. Мать заботилась о своем благоверном, зная, что здоровяк Матюша…. Совсем не здоровяк. По себе, начавшему бизнес даже не с нуля, а с небольшой финансовой подушкой, знаю, сколько сил и нервов потратишь, пока запустишь объект.

     А он начинал с простого лотка. С разборок с крышами, ментами и всякими органами. Из Москвы возили с мамой сначала сами товар по провинции, затем нанимали людей, затем Турция, Польша. И только спустя годы торговая сеть «Барковский», загородная недвижимость, акции крупнейших АО. Но за все приходится всем расплачиваться – кто-то одиночеством, кто-то здоровьем. Вот и мой Матвей Тимофеевич, несмотря на всю профилактику, нет –нет, да и обращался к врачам. Вернее, мама его тащила в клинику. Чуть ли не на поводке.

    О чем мы говорили в день моего приезда, врезалось в память в мелочах.

     От ее «Тимочка » перехватило дыхание и голове начался какой-то траурный перезвон. Снова, как ребенок, я твердил –этого не может быть никогда. Однако вот она – моя мамуля, родная, любимая и сейчас такая раздавленная и несчастная.

      И чем дольше я стоял в ступоре, тем больше понимал, что сочувствовать и жалеть сейчас никак нельзя. Как огонь – полыхает, пока есть кислород, а если перекрыть доступ, сразу гаснет. Сейчас сочувствие для мамы – кислород на ее  горе.

      - Ольга Васильевна! Я вас не узнаю! Что это за халат! Что на голове? Что за Вселенское горе? Мама? Разве кто-то умер? Или неизлечимо болен?

    - Сына, мне кажется, я умерла, - тихо, почти шепотом ответила мама, снова заставив сердце больно стукнуться о ребра.

    - Мам, ты чего говоришь? Почему ты вообще ушла из дома? Что это за дурацкий широкий жест – делайте, что хотите? Ма! – хоть я и не мог разделить родителей теперь на любимого и нелюбимого,  но мыслить я пытался объективно.