- А эта… – Леран попытался вспомнить имя претендентки, - которая в штанах приехала.
- Ория? – уточнил Марк.
- Да, она самая.
- Сразу - нет, - герцог отмахнулся и налил себе еще вина. – Я только на нее и смотрел вначале. Это кажется, что она здесь всех убить готова, сама под стол полезла.
Леран вспомнил, что Ория, действительно, оставила Гету и бросилась под стол, как только потолок начал расходиться. Впрочем, и герцогиня не стояла спокойно – у нее побледнело лицо, но она хотя бы не скрылась позорно в никчемном укрытии.
- Меня интересует вот что, - продолжил Натан. – А что с воспитанницей?
Увлеченные разговором, они не заметили, как дверь библиотеки открылась, и к свету подошел Эльдевир.
- Она не шелохнулась, - сказал он сурово, оглядев всех троих. Натан и Марк быстро вскочили, с испугом посмотрев на старика. Леран медленно отставил бокал. Обычно старик мало говорил, но еще меньше выказывал свое недовольство. Сейчас же его старые и помутневшие глаза словно по-новому заблестели, лицо в свете камина и свечей казалось намного моложе, сам он выпрямился, а руки перестали дрожать. – Вам это кажется забавным? Вам весело смотреть, как они в страхе разбегаются? Что ты делаешь, Натан?
- Я знаю, чего я добиваюсь, дядя. И не стоит так со мной говорить, - племянник редко шел на конфликт с семьей, но с этими невестами его будто подменили. Он совершенно забыл о правилах, об опасности, а желание выйти из тени стало манией, с которой невозможно было справиться.
– Отец, ты видел, кого они прислали? – встрял Леран. - Баронессы, герцогини, графини… Да от их титулов одно название осталось, ито, если не выйдут за Натана, оно пропадет. Пятые, седьмые, десятые дети по материнской линии, троюродные сестры без реальной власти, внебрачные дочери, отребье, и мы за них должны заплатить? Натан с таким же успехом может жениться на служанке и так же ничего не получить от этого брака. Это плевок нам в лицо, унижение всей нашей семьи. Так что ничего страшного в том, что произошло, я не вижу.
Эльдевир переводил взгляд с сына на племянника, с ужасом пытаясь понять, что стало с этими милыми мальчиками, которых он всеми способами пытался оградить от подобных страстей. Он давал им всем лучшее, что было у него самого, у его брата, показывал все, что знает и умеет. Для чего? Чтобы они баловались, пугая невинных девушек своими фокусами?
- Ничего страшного не видишь, да, - Эльдевир то ли спросил, то ли тихо повторил фразу сына.
- Дядя, я… - попытался встрять герцог.
- Молчи! – Эльдевир впервые за несколько лет повысил голос, и это было дурным знаком. – Посмотрите на себя. Да, посмотрите внимательно. Кем вы стали? Что вы делаете? Ты, Натан, герцог Виару, правитель этих земель, который с таким трудом вернул себе власть. Хотя нет, это я вернул тебе власть! И ты решил, что что-то можешь сделать сам? Ты жаждал искоренить невежество, бороться против клеймения, а сам только что заклеймил всех, кто был в том зале. Да, в них нет той крови, так что теперь? Нет ничего омерзительнее, чем искореняя предрассудки, самому начать питать их. Ты пытался бороться с людским мнением, а вместо этого зародил новое – твое – как единственно правильное. А ты, Леран, мой сын. Ты столько выступал против дикости, навязанной храмовниками, столько обвинял их в предвзятости, столько раз задавался вопросом, почему люди не могут открыть глаза и посмотреть, что происходит на самом деле. И что теперь? Ты стал таким же. Рядом с тобой, в том доме, где ты спишь, ешь, делишь ложе со своими любовницами, прямо здесь живет одна из воспитанниц монастыря. Но теперь уже ты не желаешь видеть в ней человека, лишь рясу - твое клеймо. А за тобой идут другие. Люди готовы ненавидеть, Леран, готовы желать смерти, винить других, любого – это в их природе. Но ответь мне, мой мальчик, кто из вас хуже: тот, кто ненавидит и желает убивать из-за невежества, или тот, кто питает свою ненависть своим превосходством? Вы так упорно боролись со злом, что стали его частью. Так скажите мне, кто из вас больше виновен? Дорвались… В желании сплотить еще больше разобщили. В борьбе с предрассудками создали новые. Сами пошли на это, по доброй воле, как овцы…