– Солнышко, пусти, - тяну обратно свои волосы, не позволяя попробовать их на вкус. За что получаю недовольный плач. – Тише, тише, моя хорошая. Сейчас мама даст что-то получше…

– Вот разбалуешь ты её, на руках таскать, - баб Маша недовольно хмурится, шоркает тапочками по полу. – А потом плачет всё время. Раньше…

– И трава зеленее, и дети послушные были.

Киваю, ничего нового мне сегодня не скажут. Я не представляю, как моя жизнь могла поменяться настолько, что теперь баб Маша самый близкий для меня человек. Бузит, критикует каждый шаг, но всегда рядом.

Это чуточку странно, что совсем чужой человек заменил мне бабушку, так поддерживал меня. Увидела меня с животом и долго причитала о том, что зря я с командировочным связалась.

Но помощь свою предложила.

– Давай сюда свою ношу, - не ждёт, сама забирает у меня малышку. – Ну и чего встала? На работу собирайся, пока не выгнали. Да, Викусь? Мама у тебя совсем бес…

– Баб Маш! Хоть не при ребёнке!

– А ещё крикливая, жуть. Знаешь, Викуля, вот я…

Женщина словно совсем меня не слышит, продолжает разговор с моей дочерью. У меня нет времени спорить, уношусь в ванную собираться. Я ведь знаю, что о Вике она позаботится лучше других.

А я… Я могу и потерпеть вечную критику. Впервые что ли? Вроде и не маленькая деревня, но и не мегаполис. Друг друга многие знают, а я без мужа и семьи собралась рожать. Я до сих пор слушаю грязь за спиной.

Кто-то из подруг проболталась, что я встречалась с Вадимом. Командировочный, да. И миллион гнусных шуток за это выслушала, что у него наверняка дома жена есть, а я так позволила с собой обойтись.

Я ведь больше Вадиму и не писала. В душе всё оборвалось тем вечером, хватило мне его лжи. И я не хотела ни минуты его видеть, никогда. Вика – только моя дочь, ничья больше.

Вика, Виктория – моя личная победа над страхами и «добрыми» советами других. Не портить себе жизнь, не рожать в восемнадцать. Только мне кажется, что моя дочь – лучшее, что есть в моей жизни. Ни капельки не испортила ничего, сделала только светлее.

– Славка, задержись ты, - баб Маша ловит меня у выхода. – Разговор есть.

– Случилось что-то?

– А то! Знаешь кто помер? Да не бледней ты так. Муж мой, спился в край, упокой Господи её душу несчастную.

– Мне очень жаль…

– Да-к полгода прошло, не важно уже. Но главное что?

– Что?

Повторяю, как попугай, чувствуя себя неловко. Баб Маша давно уже с ним не жила. Кажется, ещё до моего рождения. А всё равно… Как-то плохо покойника обсуждать.

– Он хоть и непутевый у меня, но главное, что квартиру он свою не пропил. Двухкомнатная, места нам хватит. И кладовая, можно ремонт сделать и будет детская. Наследство моё, можно переезжать.

Женщина рассказывает ещё что-то, жалуется на то, как натерпелась с мужем и как вовремя на развод забыла подать. Я слушаю в пол-уха, ничего не понимая.

Но… Квартира это хорошо, хоть и при таких обстоятельствах. Можно будет мою однушку сдавать, маленький доход. И Вике свой уголок нужен…

– Поэтому давай, после работы собирай вещи. Будешь покорять Москву, прости Господи.

– Москву?

– Ну да. Нечего тебе тут сидеть, а там возможностей больше. Ну чего ты застыла?

Только я не могу ни слова сказать. Москва меня пугает одни названием, родной город Вадима. Я знаю, что столица огромная, мы никогда не пересечемся. А сердце всё равно стучит так, словно я умру через секунду.

Боится.

Что стоит мне выйти из поезда, как я тут же столкнусь с Вадимом.

На работу я не иду, а словно призрак двигаюсь. Мысли крутятся вокруг того, что рассказала баб Маша. Столица это новые возможности, и зарплаты там больше. Можно будет не переживать на какие деньги покупать памперсы и новые погремушки, которые Вика любит трощить.