— В другой раз, — отвечает Полянский, с интересом разглядывая меня. — Покажешь, что там у тебя, Лесь?

Богдан кивает на договор, который я скомкала в ладонях. Испуганно прижимаю бумаги к груди, отрицательно качая головой. Если он увидит его, решит, что я форменная идиотка, которая не смогла ничему научиться за три недели работы! И всё равно, что испортила его не я…

***

— Дай я гляну, — произносит Богдан и протягивает руку в ожидании. — Это Египет?

Можно дать ему эти бумаги и забыть всю историю с подменой. А ещё поплакаться о том, как на меня только что при всех орал Левский. И выпятить вниз нижнюю губу, думаю, это не оставило бы Полянского равнодушным. Воспоминания услужливо подкидывают картинки, где Богдан терзал мой рот своим, кусая губы и сплетая наши языки.

В животе вдруг разливается знакомое тепло. От каких-то воспоминаний?!

Стоит лишний раз себе напомнить: он скоро женится — раз, является моим боссом — два, и вряд ли придаёт значение нашей совместной ночи — три.

— Олеся, что там у тебя? Ты где витаешь? — не даёт забыть о своём присутствии Полянский.

Несколько раз моргаю, пытаясь прогнать свои видения и избавиться от странных, томительных ощущений в теле.

— Задумалась, — говорю, вздернув подбородок.

— О работе над ошибками, надеюсь, — ехидно произносит за моей спиной Левский.

Оборачиваюсь к нему и, чуть прищурившись, потому что от постоянной работы за компьютером к вечеру начинают болеть глаза, произношу:

— Я всё исправлю, я уже сказала. Но если вы помните, то этот самый договор был у вас на согласовании четыре дня назад. И вы его одобрили.

Левский замирает, потянувшись за стаканом, и вскидывает на меня свои карие глаза, которые искрят и пылают недобрым огнём. Как какая-то пигалица(это я про себя, ага) посмела перечить ему и оспаривать его решения и авторитет? Что-то такое там и мелькает.

— Разве? Я отправил его тебе назад, с пометками о доработке, Земцова. Которые ты нагло проигнорировала, — раздражëнно бросает он и, взяв наконец со стола стакан, откручивает крышку на бутылке и наливает себе воды.

Моё лицо опять покрывается пятнами, а волосы на затылке начинают шевелиться, потому что всё это теперь происходит при Полянском. Он никуда не ушёл и смотрит прямо на меня. Щека горит под его взглядом, а пальцы на руках начинает ощутимо покалывать.

— Но…

— Никаких но, Земцова. Ещё слово, и я заберу этот договор и передам кому-то другому. Только после этого не жди от меня нормальных клиентов. Египет это же самое простое, чёрт возьми, из того, что сейчас у нас есть! Это твой шанс проявить себя. Иначе делать тебе у нас нечего и нужно было начинать с работы на ресепшене. Там мозги ни к чему, достаточно симпатичного лица.

— Илья, — предупреждает его Богдан, видимо, чувствуя, что его коммерческий директор переходит границы.

— Я поняла, — произношу сухо.

А вот глаза у меня уже порядком на мокром месте. Только я стараюсь не разреветься. Ещё не хватало сделать это на глазах у Полянского. Пустить слезу при Левском мне было бы, пожалуй, не так стыдно.

— Левский, зайди ко мне в понедельник. Прямо с утра, — говорит Полянский, на которого я предпочитаю не смотреть вовсе.

— Окей.

Гипнотизирую стену между двух больших окон, которые выходят на проспект. И мечтаю, просто страстно желаю, уйти и порыдать в туалетной кабинке. Потом я соберусь с силами и засяду за исправления своего договора. А затем мне нужно разобраться, кто имеет доступ к корпоративной почте и почему до меня не дошло письмо Левского. Если оно, конечно, было. Но не стал бы он врать при Богдане?