— Двенадцать лет брака, лет шесть неудачных попыток зачать... не зря таким парам советуют расслабиться, отпустить проблему. Видишь — мы перестали стараться, и небеса послали нам малыша за смирение, — блаженно заключает она.
Мои брови взлетают еще выше. Потираю ладонями лицо.
— Ирма... Избавь меня от этого, — нетерпеливо прошу.
— От чего? — спрашивает она, изображая непонимание.
— От красивой истории, которую ты для всех сочинила, — объясняю, хотя в этом нет никакой нужды.
Впрочем... Нахмурившись, смотрю на жену. Может быть, она сама уже не видит этих искажений? Между тем, как преподносит правду, и тем, как дела обстоят на самом деле? Ей так удобно в своей "недоправде", что она и рада обманываться?
— Это не красивая история, Марк, а свершившийся факт. У нас будет ребенок — это ли не чудо? После всего, через что мы прошли? Когда уже не надеялись? — пылко произносит Ирма. — Все проблемы меркнут, становятся ничтожными. Только это теперь важно! Ну сходили мы налево... Интрижки... они ничего не значат. Эти мальчики и девочки — мимолетное увлечение; дофамины, ударившие в голову. Завтра мы даже не вспомним их имена!
После этой речи, удивительным образом сочетающей в себе небесные чудеса и мимолетные интрижки, задаю вопрос, который просится сам собой:
— И сколько их, Ирма? Этих мальчиков, чьи имена ты даже не помнишь?
— Я выражалась образно, Марк! — с недовольством отвечает она. Но ее взгляд ускользает...
— Ирма, — кровь ударяет в виски. Взяв жену за локоть, подвигаю к себе.
— Отпусти! — дергается она, но из моей хватки ей не вырваться! И в глаза взглянуть придется!
— Ты уверена, что это мой ребенок?! — цежу, когда мы все-таки встречаемся взглядами.
— Твой вопрос оскорбителен! — уязвлено восклицает она.
— А по-моему он вполне закономерен. Не понятно только, почему ты с ответом медлишь?! — высказываю с подозрением.
— Твой, Марк! Конечно, твой! — кричит с обидой Ирма. — Доволен?! — гневно бросает, потирая локоть.
— Мы это проверим, — отпускаю ее. — Как только родишь.
— Проверяй! Только всю жизнь будешь потом за это извиняться! — угрожающе обещает она.
— Не сомневаюсь, что ты сделаешь меня виноватым. Но Амалия сказала мне, что измена была далеко не первой...
— Веришь ей? — возмущенно перебивает меня Ирма. — Той, которая с удовольствием заняла бы мое место? Мы с ней разругались, Марк! Если бы существовал еще какой-нибудь компромат, хотя бы мало-мальски порочащий меня, Амалия непременно бы тебе его показала!
— Поэтому я спрашиваю у тебя, Ирма. Чтобы не верить чужим словам. А ты пытаешься уйти от ответа.
— Марк, я тебе клянусь! — вскинув руки, жена прикладывает ладонь к груди. — Это случилось один раз! Один! Полгода назад. У меня была такая апатия. Все так давило... так угнетало. После этого... я никогда больше... Клянусь!
Я слушаю жену и не представляю, как мы смогли до этого докатиться...
Когда-то я был безумно влюблен в Ирму. В сногсшибательную, дерзкую, знающую себе цену девчонку, но в тоже время ранимую, очень ранимую. Чем больнее ей было, тем толще становилась ее броня.
Ирме было восемнадцать, когда мы начали встречаться, мне — двадцать один. При этом знали мы друг друга чуть ли не с пеленок. Наши отцы дружили с самой школы. Мы росли вместе, рядом друг с другом становились взрослыми людьми... и менялись, неизбежно менялись. Моей девчонки больше нет. Я не вижу ее в Ирме, не чувствую. Может быть, случись беременность вовремя, сейчас мы были бы совсем другими людьми. Она была бы другой. А теперь... теперь я не люблю жену, но несу ответственность за нее.