– Деточки, ужинать! – отвлек меня от размышлений и увлекательного занятия бархатистый женский голос.
Я окинула грустным взглядом развешанные вокруг голографические изображения, вздохнула и, смиренно сложив прибор (отчего изображения, понятное дело, растаяли), убрала его на место. Спорить с тетей Адой, когда та полна энтузиазма всех накормить… нет, спасибо, я еще в своем уме. Одно утешает: готовит она отлично, стыдно жаловаться.
Когда я нога за ногу доплелась до камбуза, там уже собрались все. В отличие от меня, малоежки и «вечного вызова» (по словам дяди Бори) ее способностям, мужчины радовали нашу хозяйку отменным аппетитом. И меня тоже радовали, потому что вечно голодному (даже тогда, когда в него физически уже не лезет) Ваньке можно украдкой скормить часть собственной порции, когда тетя отвернется. А остальные не выдадут, только усмехнутся иронично.
– Алечка, милая, ты совсем не бережешь мое больное сердце, – привычно укорила хозяйка, окинув меня взглядом и качнув головой. Голос у нее был глубокий и мягкий, а еще она нечетко выговаривала букву «р». Звучало в результате очень необычно, будто с акцентом, но я всегда слушала ее речь как музыку. Есть что-то невероятно завораживающее в низких женских голосах, как будто с тобой разговаривает не простой человек, а… не знаю, может быть, кто-то из совсем древних языческих богинь? Сама стихия земли и женского начала? – Если ты и дальше продолжишь худеть, мужчине будет больше не за что зацепиться, останется только повиснуть на твоей шее. А мужчина не должен висеть на шее, мужчина должен держать тебя сам, и ощутимо ниже! – наставительно говорила тетя, пока я устраивалась на своем месте. Во главе стола сидел капитан, его супруга – по правую руку, по левую – Ванька, рядом с ним я, а напротив – соответственно, рядом с тетей – Василич.
Голос отлично подходил к наружности этой женщины. Невысокого роста, плотного телосложения, как говорят – с формами, со всегда аккуратно уложенными вокруг головы волосами, черными-черными и настолько густыми, что я всегда тихонько завидовала, даже понимая, что светлые волосы просто значительно тоньше, и не мечтая об «обмене». Темные большие глаза на круглом лице из-за своего специфического разреза казались всегда печальными, хотя тетя – вполне жизнерадостная женщина. Когда она хмурилась, густые черные брови выразительно сходились над переносицей; у нее вообще очень выразительное и, несмотря на далекие от абстрактного идеала тонкие губы и крупный нос с ощутимой горбинкой, красивое лицо. Лучше, чем у этих идеалов: запоминающееся и яркое.
– Дело говоришь, – солидарно покивал штурман. – А ты, Аленка, слушай; Ада Измайловна знает, за нее Борька вон сколько лет держится. А и почему не подержаться, если есть за что! – Василич откинулся на спинку стула, демонстративно скосив взгляд на… пусть будет сиденье тети.
– Главное, не перестараться с формами, а то не удержит, – поддел братец.
– Охальники, что старый, что малый, – снова укорила тетя, мягко качнув головой. Как будто не она начала этот разговор. – Надо искать такого, чтобы удержал независимо от форм! Не мальчика, но мужа.
– И мы возвращаемся к началу разговора. Если будет держать независимо от форм, зачем усложнять ему задачу? – иронично резюмировала я. Эта тема для меня, конечно, не до такой степени больная, чтобы закатывать истерики, активно страдать и отравлять окружающим жизнь, но я все равно попыталась ее закрыть. – Приятного аппетита!
– Кушайте, дорогие, – поддержала меня тетя, но сбить себя с толку не позволила. – Алечка, мужчины – они же как дети. Их надо любить, о них надо заботиться, но ни в коем случае не стоит их баловать, иначе найдешь проблем на свои же хрупкие плечи.