– Похоже, у него было обширное кровоизлияние в мозг. Бедная, бедная его жена… она совершенно убита…

На мгновение застыв, Рут посмотрела в кухонное окно, на хрусткую белизну инея, на аббатство за долиной, темневшее скелетом на фоне бледного розовато-серого неба, на панорамный вид, который составлял гордость Хиллтоп-Хауса. Пэгфорд, который ночью был не более чем скоплением мерцающих в темной низине огоньков, сейчас открывался холодному рассвету. Но Рут этого не замечала: мыслями она все еще находилась в больнице и смотрела, как из палаты, куда поместили Барри, выходит Мэри, поняв, что бесполезные системы жизнеобеспечения отключены. Искреннее сочувствие Рут распространялось в первую очередь на тех, кто, с ее точки зрения, был похож на нее. «Нет, нет, нет, нет», – твердила Мэри, и это инстинктивное неверие эхом отзывалось в душе Рут, увидевшей себя на ее месте.

Гоня прочь эти мысли, она обернулась и посмотрела на Саймона. Его светло-каштановые волосы совсем не поредели, фигура оставалась жилистой, как в двадцать с небольшим, а морщинки у глаз только добавляли ему привлекательности, но Рут, после долгого перерыва вернувшаяся к своей профессии, вновь осознала, сколь уязвимо, тысячу раз уязвимо человеческое тело. В молодости она была куда менее чувствительной, а нынче радовалась уже тому, что все они живы.

– Неужели ничего нельзя было сделать? – спросил ее Саймон. – Подключили бы какой-нибудь аппарат.

Он возмущался, как будто медицина в который раз показала свою никчемность, не совершив самого простого и очевидного.

Эндрю внутренне злорадствовал. Он заметил, что в последнее время отец, заслышав из уст матери медицинские термины, непременно высказывает дурацкие, невежественные соображения. Кровоизлияние в мозг. «Подключили бы какой-нибудь аппарат». А мать и бровью не повела. Как всегда. Эндрю жевал хлопья «Витабикс» и закипал ненавистью.

– Когда его привезли, было слишком поздно, – сказала Рут, доставая чайные пакетики. – Он скончался по дороге в больницу.

– Черт побери, – бросил Саймон. – Сколько ж ему было, лет сорок?

Но Рут уже переключилась на другое:

– Пол, у тебя на затылке колтун. Ты когда-нибудь причесываешься?

Она достала из сумки щетку для волос и сунула ее сыну.

– А какие-нибудь признаки были? – допытывался Саймон.

Пол водил щеткой по густым, спутанным волосам.

– Кажется, пару дней его донимали сильные головные боли.

– Угу. – Саймон жевал тост. – А ему – хоть бы что?

– Ну, он не придавал этому значения.

Саймон проглотил.

– Значит, судьба такая, – с видом знатока изрек он. – А вообще надо было за собой следить.

«Как мудро. – Эндрю едва сдерживал презрение. – Какая глубокая мысль. Выходит, человек сам виноват, что у него в мозгу лопнула артерия. Самодовольный старпер», – молча бросил он в лицо папаше.

Саймон ткнул ножом в сторону старшего сына и объявил:

– Да, между прочим: этот у нас пойдет работать. Пицца-Тупица.

Рут испуганно переводила взгляд с мужа на сына. У Эндрю на багровых щеках проступили свежие угри; он уставился в миску с бежевым месивом.

– Да-да, – подтвердил Саймон. – Ленивому засранцу придется зарабатывать самому. Если хочет курить, пусть платит из своих. От меня больше ни гроша не получит.

– Эндрю! – простонала Рут. – Неужели ты…

– Не сомневайся. Я сам его застукал в сарае, – с неприкрытой злобой переплюнул через губу Саймон.

– Эндрю!

– Больше никаких денег. Хочешь травиться – покупай на свои! – бушевал Саймон.

– Но мы же говорили, – застонала Рут, – мы же говорили, у него экзамены на носу…

– Притом что тренировочные экзамены он просрал, нам еще повезет, если он сдаст хоть один. Ну, путь в «Макдональдс» всегда открыт – пусть опыта набирается. – Саймон поднялся из-за стола и, с грохотом отшвырнув стул, с удовлетворением посмотрел на опущенный прыщавый лоб сына. – Переэкзаменовки тебе оплачивать никто не будет, приятель. Сейчас или никогда.