— А что в нас такого? — не могу понять.

— Как что? — хмыкает Мадина. — Вы же Ильясовы!

— Я Ильясову неродная, — все еще не понимаю, к чему она клонит.

Мадина нетерпеливо передергивает плечами.

— У нас такого нет. Ты член семьи. Названная дочь.

— Ладно, — не вижу смысла спорить, — так у тебя вообще никаких шансов?

— Нет, — вздыхает девушка, — у нас не тот уровень. Если бы мы были богаче, меня бы учили, чтобы я была образованной. Тогда за меня больше дадут.

— Больше дадут? — морщусь, пытаясь сообразить. — Кто?

— Семья мужа, — Мадина, похоже теряет терпение от моей тупости, — вот как в тебя вложили. Ты теперь образованная, еще и за границей. За тебя бы очень много дали, если бы Хамзат тебя не украл! Вот и меня так украдут, — она грустно вздыхает, а меня будто ледяной водой обливает.

В голове полная каша. Если эта девочка говорит правду, все мои старания не имеют никакого смысла. Моя учеба — фарс, а дальнейшие планы вообще никого не интересуют.

Вскакиваю с дивана и начинаю кружить по комнате. Ладно, Азат, я ему никто, в то, что он строит в отношении меня коварные планы я еще могу поверить. Но мама! Неужели она тоже во всем этом участвует? Быть не может. Она так радовалась каждой моей победе!

— А ты правда девственница? — в глазах Мадины светится любопытство, и я едва удерживаюсь, чтобы не осадить девчонку. В конце концов, пока она моя единственная надежда.

— А почему тебя это так удивляет?

— Ты старая, — без тени смущения отвечает эта маленькая нахалка, — для ваших вообще нереально.

Несмотря на наглость, Мадина мне нравится. Она определенно прижилась бы в Европе.

— Тебе сколько лет? — спрашиваю.

— Пятнадцать.

— И ты считаешь, что девственности обязательно надо лишаться по паспорту?

— Нет, — пожимает она плечами, — но если к двадцати годам на тебя никто не позарился, то потом ты уже перестарок. Никто точно не позарится. Даже Хамзат бы не посмотрел.

Мда… Невысокого мнения сестренка о своем братце и о моем несостоявшемся муже.

— Послушай, — беру ее за плечи и легонько встряхиваю, — все это полная чушь. Все должно быть по общему желанию. И по любви. И возраст не имеет никакого значения. Я вот пока никого не полюбила так, чтобы захотеть близких отношений. Ты вообще слышала про любовь?

— Конечно, — высвобождается она с невозмутимым видом, — моя подруга влюблена в Хамзата. А он украл тебя!

Бинго! Возвожу глаза к потолку и благодарно улыбаюсь. Вообще-то я благодарю небеса, но пока вместо них потолок. Поблагодарю отдельно, когда отсюда выберусь.

— Послушай, Мадина, — прищуриваюсь и стараюсь добавить в голос побольше меда, — хочешь помочь своей подруге обрести счастье с любимым?

Девчонка колеблется, и я продолжаю напирать. Снимаю цепочку с кулоном в виде сердечка, белое золото с платиновой крошкой, подарок моего отца, родного.

— Выведешь меня отсюда, твоя подруга получит твоего брата, твоя мама сохранит остатки хрусталя и душевный покой, а ты — вот этот кулон.

И когда черные глаза радостно вспыхивают, облегченно выдыхаю.

***

Я иду по обочине шоссе, наплевав на все предосторожности. Дико болят ноги — одну я ободрала, когда скатывалась в овраг, вторую подвернула и потянула связки на внешней стороне стопы. Хорошо, что не разорвала, хоть как-то можно идти.

Руки тоже все в ссадинах и царапинах, они невыносимо пекут и саднят. Мне так себя жалко, что я иду и просто реву, никого не стесняясь. А кого тут стесняться? Некого. За все время, сколько иду, не встретила ни одной живой души.

А ведь уже темнеет!

Поначалу я пряталась, как и советовала Мадина, и шла параллельно шоссе по тропинке, которая то неожиданно начинала петлять, то вела через какие-то буераки, то вдруг обрывалась. Чтобы снова на нее выйти, приходилось перебегать по шоссе.