Да и к чему? Я ведь помирать готовилась, а не потомство Хоулденвеев разводить.

Уронив руки вдоль тела, я попыталась унять паническую дрожь. К чему так трястись? Влад мужчина опытный, взрослый, ответственный, надежный… И явно к размножению не стремящийся.

Все так. И не стоит переживать. Дыши, Лара… Ректор заботится о репутации. У него вон даже снотворное для рогатых тварей в комоде припрятано.

Я почти успокоилась, но тут пыхтение за шторкой усилилось, навевая очень, очень нехорошие мысли. Вдруг я уже?!

Влад

Плотные сумерки опустились на академический холм, а два девичьих силуэта так и скакали по сугробам. Точно россохи по весне – одна в белой опушке, вторая в зеленой… Обе – насквозь мокрые и до стучащих зубов продрогшие. Но счастливые.

Влад еще немного постоял у окна, наблюдая за их попытками отловить питомца, затаившегося в сугробе. Грумль то зарывался в снег, так, что только толстый зад и торчал. То вдруг выныривал с другой стороны, разбрасывая белые комья во все стороны. Тэйра Грейн хохотала, и Лара… будто бы тоже.

Далась Габриэлу эта поездка на Вандарфский мост? Если бы не полуночные сборы и пробуждение до рассвета, Влад мог бы… Мог бы… Впрочем, после утренней лекции Лара не впустила бы его в покои. Не в этот раз.

Раскраснелась бы, сделала строгое личико и велела бы нести свои «излишки» в другое тело.

А он хотел исключительно в это.

Сато будто намеренно заплела нити так, чтобы Вольган оказался злополучной ночью в харчевне. Чтобы столкнулся с Хоулденвеем и полез на обледенелый холм.

Что-то внутри него тогда пробудилось. Заворочалось, зевнуло, попыталось размять затекшие мышцы… Не само по себе проснулось – Лара пробудила. И лучше бы… лучше бы она этого не делала: была бы целее.

Нет. Невозможно. Нет в Сатаре такой силы, чтобы сделать это возможным!

Тьма есть тьма, он давно смирился. В последний раз мечтал о звездном небе, пожалуй, ребенком. Мальчишкой лет четырнадцати. А после – понял, какой глупец.

Тьма есть тьма. И к свету ее не тянет.

– Тянет, – сокрушенно прохрипел Влад, лаская взглядом хрупкую фигурку за далеким сугробом. – Еще как тянет.

Вольган отшатнулся от окна, задернул штору и вернулся к шкафу. Стащил с полки походный мешок, отбросил на кровать… Уставился в зеркальную гладь, что жадно вглядывалась в него его же глазами. Световой кристалл потух еще час назад, и в полумраке радужки казались черными, слитыми со зрачком.

Два далеких дна засасывали воронкой, будто втягивали в темный коридор Веера. Нет-нет, только не сейчас!

Чувство до гадостной мути во рту знакомое. Однажды с ним такое уже случилось. Давно, близ Хоулден-Холла… Он не удержал. Утратил контроль, и мрак сорвался с цепи.

Тогда Влад бредил несколько лун, плутая по черноте. Сознание лишь изредка выплывало на поверхность: как в тот день, когда зеленоглазая девочка с ореховыми косами принесла воды.

В остальное время он тонул в вязком небытие. Соединялся мыслями с изнаночной сутью, сплетался в дикий узел с тьмой изначальной… И не было этому конца.

Позже он научился сбрасывать излишки и держать разум в холоде. Больше этого не повторялось.

Сейчас излишков в нем не было, но пробужденный мрак не дремал. И тянул, тянул его на ту сторону, перебрасывая междумирский канатик… Втягивая в чужую жизнь и в чужую боль. Слишком великую для человека.

Глаза болели, веки горели от чужого взгляда, что тянулся к нему из зеркала. Белки в отражении заливало чернотой, ноги подламывались от тошноты… Отвратное ощущение. Словно кто-то другой сейчас смотрел его глазами, приумножив внутри едкий морок. Рассматривал Вольгана с жутковатым интересом.