— Да прекратите меня лапать! — не выдерживаю я и моя нога, занесённая в кабину, соскакивает и каблук попадает в какую-то щель. — Ай!

Ноге больно. Каблук застрял. Заношу вторую ногу в кабину и плюхаюсь в кресло, прямо на документы. Немного привстаю, чтобы достать красную папку. Надеюсь, не помяла ничего.

— Что с ногой?

— Всё в порядке, — шиплю в ответ и пытаюсь освободить застрявший каблук.

Не получается. Приходится вытащить ногу с туфли и уже руками её выдёргивать.

Хныкаю, держа обувь в руке.

— Каблук поцарапали, — выносит вердикт Артём.

Да при чём тут каблук! Я мозоль на пятке, в кровь содрала. Вот это засада! Мне обратно добираться ещё надо.

Печаль...

Обулась и рассматриваю кабину истребителя. Эх... Не так я себе этот момент представляла. Настрой совсем пропал.

Провожу по приборной панели рукой. Артём начинает рассказывать, что и где находится.

— Не стоит утруждаться. Я и сама всё прекрасно знаю.

Лётчик недоверчиво щурится. Ладно...

— Основной многофункциональный индикатор, — указала я на большой экран с изображением радара. — Рядом, ещё один – на который выводятся приборы.

Раньше, во всех наших самолётах стояли «будильники». То есть аналоговые приборы со стрелочками.

Всё мигает, хорошо работает сенсор, красивые и сочные цвета. Хоть флешку вставляй и смотри кино.

— Ручка управления самолётом имеет следующие кнопки... — начала я, но Артём, похоже, уже понял, что не на ту нарвался.

— Всё, всё! — замахал он руками. — Тебя можно хоть сейчас начинать обучать технике пилотирования. Хочешь, я тебе ещё шлем дам? — лукаво щурится мужчина.

Не сдерживаю улыбку. О нет… Нашёл что предлагать. Ни для кого не секрет, что с лётчиков пот ручьём сходит. Бывают и такие случаи от перегрузок, что пилота рвёт прямо в кислородную маску.

— Спасибо, конечно, но я предпочитаю личный шлем.

Сразу вспоминается мой любимый плюшевый медведь, на голову которого надет лётный шлем, доставшийся мне от отца. У него их было два – один выдан на работе, в котором он погиб, и второй, личный – с надписью авиатор и птичкой, стремительно летящей ввысь. Второй остался мне, в память о нём.

— Так вы лётчица? Я слышал об ограниченном выпуске лётчиц, но не совсем понимаю целесообразность. Хотя, не мне обсуждать решения вышестоящего военного командования. Вы выглядите очень молодо. Сколько вам лет? — задумчиво спрашивает мужчина, мерно постукивая пальцами по кабине самолёта.

Ну что ему ответить? Эх, промолчу насчёт профессии. Пусть лучше думает, что я лётчица, чем бомжиха.

— Восемнадцать, — отвечаю, вздёрнув подбородок.

— Ну да, все девушки так отвечают. Смею заметить, вы хорошо сохранились.

Эх… я бы ему сейчас как ответила, да телефон в руке завибрировал.

— Федотова на проводе, — отвечаю со всей серьёзностью.

— Какой ещё провод? Я тебе на мобильный звоню. На солнце перегрелась что ли? Я всё решил с руководителем полётов. Иди к инженеру подписывай, он уже в курсе, — недовольно ворчит мой начальник.

— Я – пуля! — отвечаю и отключаюсь.

Блин, Петра Семёновича расстраивать нельзя. Мне ещё на пятницу у него отпроситься нужно. А с учётом того что во вторник, в среду, и четверг у меня подготовка и экзамены, и меня не будет на работе, то могут возникнуть трудности. Нужно поспешить.

— Всё. Спасибо за гостеприимство, но мне пора. Работа «горит», — поясняю я Артёму и поднимаюсь.

— Я вам помогу слезть.

— Убедительно вас прошу – не надо.

— Жаль, — щурит глаза и улыбается Артём.

Надо отдать ему должное, что он всё же исполнил мою просьбу. Ну и пусть, что пялился на мой зад, когда я слазила. Зато не лапал.