– Если цена пойдет ниже, надо закрывать позицию.

– Как закрывать? Ты что, предлагаешь мне продать мои акции по таким ценам?! – в голосе Надежды я услышал сталинские интонации («ви что, товарищ, прэдлагаете сдать нэмцам Москву?»), и дальше идут ругательства. – Ты что, идиот? Как я могу закрыться, когда у меня такие убытки. Ты, козел, ты что мне предлагаешь?

Про себя я подумал:

«Тут бы закрыться по стопу^>18, кончить всю эту историю. Раз пошла такая пьянка, и, раз пошли такие базары, то о каком сотрудничестве может идти речь»?

Но вместо этого я почему то начинаю либеральничать:

– Да ладно, – говорю я ей как можно мягче, – что ты взъерепенилась? Разве не понимаешь, что цена может уйти значительно ниже, и потери будут во много раз больше?

– Пошел на хер, сраный козел, – говорит она мне. – На хер ты мне нужен со своими советами? Много ты на рынке поднял денег? Да такие объемы, которыми я управляю, тебе и не снились! Возьму сейчас денег подкачаю на свой счет, пару лимонов грина, и еще куплю, вот тебе и вся стратегия. Я здесь все поняла. Эти обвалы делают классные пацаны, чтобы вытряхнуть из акций слабаков, вроде тебя. А я сильная женщина, и буду закрывать Газ только выше трехсот рублей. Я торгую на свои деньги, и не лезь ко мне со своими идиотскими советами. Пошел на хер, добродетель хренов!

В этом месте я повесил трубку. Ну, что здесь можно сказать? А тем временем «Газпром» как будто подслушивал наш разговор. После того, как мы разъединились, он одним ударом (страшно вспомнить) полетел вниз без остановок. Пошли массированные продажи. В стакане замелькали лоты по пятьсот тысяч акций, а ближе к вечеру в продаже можно было увидеть «болванки»^>19 по миллиону бумаг. Пошел сброс, как говорят на бирже, по любой. К закрытию из акций «Газпрома» сделали отбивную. Цена одной бумаги дошла до уровня двести пятьдесят два рубля. Потери у Надьки были большими – более ста десяти тысяч долларов! Вот что бывает, когда не слушаешься опытных торговцев.

Однако, по правде говоря, об этом я узнал не сразу, а где-то через месяц. После того обвала Надька притащила на рынок еще два миллиона долларов – это более пятидесяти двух миллионов рублей и начала страшными объемами скупать «Газ» по любой цене: пятьдесят тысяч акций по двести пятьдесят рублей, еще пятьдесят тысяч акций по двести сорок шесть рублей. «Вот дура, – сказал я сам себе, когда узнал об этих сделках. – Ты же теперь у нас на рынке самая умная и все знаешь, ну, и флаг тебе в руки. Вперед, к полной победе капитализма».

Несколько дней торговля по «Газу» шла в узком коридоре: двести сорок шесть рублей на двести пятьдесят, затем началось новое, очень серьезное падение, и, по прошествии трех дней «Газ» стоил уже двести тридцать рублей. Затем на рынке наступил застой: цена запилилась в районе двухсот тридцати-двухсот тридцати пяти рублей. Эти колебания продолжались в течение нескольких недель.

Я уже почти перестал обижаться на Надьку. А что, собственно говоря, произошло? Ну, накупила тетка газовых бумаг почти на два миллиона долларов… Но, ведь это ее личное дело! Денег у нее много, наверняка свою позицию закроет в плюс. Это не наши нищенские счета с трестами тысячами рублей… Деньги липнут к деньгам!

И я решил ей позвонить:

– Как дела? Это Владимир.

– Узнала, – ответила Надежда, и дальше продолжила очень спокойно, как будто мы расстались вчера. – Вот, сейчас акции Газпрома болтаются в ценовом коридоре. Как вы думаете, что будет дальше?

– Надежда, вы же определили свою торговую стратегию: чем ниже цена – тем больше покупать. Так что если Газ упадет еще ниже, то его надо докупать.