Поднявшись по узким ступеням вверх, вышел на уже знакомую мне каменную площадку, с которой открывался столь впечатливший меня в прошлый раз вид на залив. Поднялся и замер, застыл.

У медитационного круга, поджав колени под подбородок и обхватив ноги руками, сидела девушка, одетая в светлые брюки, стоптанные кроссовки и свободно сидящую блузку. Глубоко вздохнув, я присел напротив неё и вышел из Излома.

Ре-е-е-е-е-е-й-г!!!

Разумеется, она не только меня тут же заметила, но и услышала рёв от моего перехода в реальность.

Заметила и увидела, но даже не моргнула, так и продолжила сидеть с открытыми глазами, не шелохнувшись, не вздрогнув от неожиданности. Её взгляд был настолько полон боли и горечи, что не надо быть сенсом, чтобы почувствовать то внутреннее опустошение, которое полностью её поглотило.

Будь на моём месте настоящий Изао, он кинулся бы теребить, расспрашивать, возможно, утешать. Я же поступил совсем иначе. Отзеркалил её позу, также подобрав колени и обхватив их руками, замер. Конечно, по-человечески правильным было бы поднять при этом забрало, но, видимо, я слишком циничен и параноидален, раз не могу открыться даже в такой ситуации. Поэтому просто сидел рядом и молчал. Минуту, пять минут, десять…

Не шелохнулся даже тогда, когда через полчаса почти неслышно появился седой монах и поставил между нами чайный набор. Поставил, молча поклонился и ушёл, оставив нас сидеть, как каменные изваяния.

Ароматный пар от заварочного чайника невысоко поднимался в свежем утреннем воздухе, будто рукотворный лёгкий туман. В моём горле давно пересохло, но сдержал себя и даже не потянулся к оставленным монахам пиалам. Сквозь забрало я смотрел в потерянные невероятно красивые ещё недавно, а сейчас совершенно пустые глаза девушки, в надежде всё же разглядеть в них хоть какой-то огонь жизни.

У меня уже затекли ноги, а пальцы начало сводить судорогой, как сидящую напротив качнуло, и девушка беззвучно завалилась на бок. Едва успел подставить ладонь и поймать её голову, прежде чем она ударилась о камень. Затем уложил потерявшую сознание Майю поудобнее, разместив её голову у себя на коленях, снял перчатку с левой руки и монотонно поглаживая её волосы, принялся напевать единственную известную Изао колыбельную.

Мои пальцы касались её волос, и каждое такое прикосновение отзывалось внутри меня ноющей, тягучей болью. Болью не физической, моральной. Умный человек на моём месте, наверное, что-то сделал бы. Или по крайней мере не тратил бы время зря, а анализировал сегодняшнее утро, прошедшие переговоры с Рыцарями, поступок Крикса, причину отсутствия ту Чонга в стенах обители. Но то умный, а я просто сидел, гладил волосы Майи, и с каждым движением во мне умирала небольшая частичка души из тех, что отвечает за сострадание, сочувствие, прощение…

Течение времени, а точнее, наше восприятие его, довольно странная штука. Иногда минуты тянутся как часы, а бывает, что часы пролетают, будто секунды. Вот и сегодня солнце поднималось всё выше, а я сидел на одном месте, держа голову девушки на коленях, и совершенно не чувствовал полета минут. Спроси у меня кто-то «сколько сейчас времени» и я бы затруднился с ответом, поэтому мне сложно сказать, как долго Майя спала.

Принесённый и поставленный монахом рядом с нами чайник давно остыл, и за всё это время нас больше никто не тревожил, ни один из послушников не поднимался на площадку, не выглядывал из-за изгиба лестницы.

Солнце уже было довольно высоко, когда ресницы Майи дёрнулись. Я убрал ладонь от её волос, в остальном же не изменил своей позы. Девушка ещё пару минут лежала, притворяясь спящей, прежде чем открыла глаза.