Я засунула телефон в задний карман джинсов и захихикала.

– Пойдем. – Она свесилась на мою половину кровати – у нас была двухэтажная кровать, и, конечно, в первый же день я заняла нижнее место, – отталкивая ее ноги в носках, которыми она болтала в воздухе. – Мы здесь уже несколько месяцев и не ходили ни на одну вечеринку. Это самое грустное, что только возможно.

– Я рада, что тебе никогда не приходилось сталкиваться с реально грустными вещами, – показала я ей.

В последнее время я много разговариваю на языке жестов. Больше, чем за все время в Тодос-Сантосе. Наконец-то я поняла, почему папа так отчаянно желал, чтобы я поехала сюда.

Это заставило меня вылезти из скорлупы.

Она сломалась, словно стеклянный шарик.

Правда в том, что я не могу не общаться жестами. Мне надо покупать продукты. Общаться с людьми вокруг меня. Разговаривать с учителями. Выживать.

– Мне надо доделать домашнее задание, – соврала я, склоняя голову к «макбуку». Печатная машинка рядом с ним покрылась пылью.

Эйприл со смехом бросила в меня подушку.

– У лжеца штаны горят. Ты блестяще закончила все курсы и завтра утром летишь домой. Тебе ничего не надо делать. Пойдем. Вечеринка. Веселье. Дай Джошу хоть какой-то шанс.

Что-то перевернулось у меня в животе при упоминании имени Джоша. Не потому что мне он не нравился. Как раз наоборот. Он был немой – еще ребенком он получил травму голосовых связок и больше не издал ни звука, – я ощущала странную необходимость защищать нашу нежную дружбу.

Впервые я увидела Джоша три месяца назад в кафетерии около общежития. У него было гладкое, молодое лицо, темная кожа и довольно яркие черты лица. На нем были белые джинсы и толстовка. Стая девушек щебетала вокруг него слишком громко против его комфортной тишины. Наши взгляды встретились через комнату, будто я позвала его по имени. Я крепче прижала книги к груди и выскользнула из кафе.

Я пыталась убедить себя, что он даже не заметил меня, что я просто изголодалась по вниманию без Найта, что я все придумала.

После я начала замечать Джоша повсюду – на лужайке перед кампусом, в местном «Старбаксе», в библиотеке, на трех разных лекциях, в конюшне, где я работала волонтером, это было частью лечебной терапии с животными. Не важно, куда я шла, он был там, пока у нас не появился шанс улыбнуться и поздороваться – не потому что мы узнали друг друга, а потому что было бессмысленно продолжать делать вид, что мы не видимся постоянно тут и там.

Эйприл и ее друзья сохли по нему, так что я легко выяснила его имя и то, что он обучает детей с ограничениями по здоровью верховой езде три раза в неделю. Когда я первый раз увидела, что он общается жестами, мое сердце подпрыгнуло и почти остановилось.

Он не заметил меня, был сосредоточен на общении с Эйприл. Они стояли напротив меня в коридоре, не обращая внимания на мое присутствие. Он был спокоен, с уверенной улыбкой, будто не рассматривал свое молчание как недостаток. У него есть сосед по комнате, Райан, который иногда переводил для него, то же самое Эйприл делала для меня. А иногда он печатал на телефоне то, что хотел сказать. Но он всегда излучал уверенность в себе, казался непобедимым, он вдохновлял меня на мысли, что когда-нибудь и я смогу почувствовать себя так же.

Со всей уверенностью я знала, что наши пути неизбежно пересекутся. Мы вдвоем первокурсники, учимся в маленьком колледже в Северной Каролине, мы вдвоем немые. Мои догадки подтвердились примерно через месяц после того, как я его увидела.

Я торопилась в «Старбакс», пытаясь спрятаться от мелкого дождика, быстро кинув шарф и пальто на столик около окна, я пошла заказать какао и забрать у баристы Николь расписание, которое Мэлори передала мне, – доказательство того, что я продолжаю наши занятия. Свои визиты в «Старбакс» я всегда пыталась сделать настолько быстрыми, насколько это было возможно, задерживаясь минут на двадцать и торопясь попасть скорее домой.