Ира объяснила, что тусить на умывальнике – значит собираться на креслах, стоящих в конце коридора. Там с одной стороны вход в туалеты, с другой – умывальная.

— Я не тусовщица, – улыбаюсь ему.

— Еще скажи, что зубрила, – смеется Саша, – ни за что не поверю.

— Почему?

— Слишком хороша для зубрилы.

Сзади раздается ободряющее улюлюканье, и Саша цыкает на них.

— На самом деле я, правда, зубрила, – пожимаю плечами. – Не люблю тусовки. К тому же я собиралась поесть.

— Поешь и приходи, – на мое отрицательное покачивание головой, он добавляет. – Тогда я сам за тобой приду. Полчаса тебе хватит, чтобы разделаться с этими крайне аппетитными макаронами?

Я смеюсь, оценив шутку. Макароны я купила первые попавшиеся под руку, и они уже начали разваливаться, хотя еще оставались твердыми.

— Ну что вы тут застряли? – в проходе появляется девчонка с выжженными желтыми волосами и черными, как уголь, бровями. Не красавица, но третий размер и круглая задница, уверена, сглаживают этот момент. – Богдан, ты всю пачку решил скурить?

Я невольно оборачиваюсь, услышав имя. Зацепин, лениво глядя на девчонку, говорит:

— Ща придем.

— Давайте уже, Балаш с пивом вернулся.

Она уходит, за ней тянутся и остальные.

— Я зайду через полчаса, – грозит мне Саша пальцем, уходя. Последним поднимается Богдан, тянется всем телом, обнажая полоску кожи между джинсами и тонким свитером. Я отворачиваюсь к макаронам, пусть валит поскорей уже.

— Откажи Сане, – слышу его голос и снова поворачиваюсь.

— В плане?

— В плане не приходи на умывальник.

— Почему? – мне становится интересно, хотя я вообще-то и не собиралась идти.

— Потому что у меня нет никакого желания смотреть на тебя. Я пришел расслабиться.

— Ах вот как, – вздергиваю брови. – Ну так ты пришел туда, где я живу, будь любезен, терпи.

Богдан вздергивает бровь, взгляд темнеет. Я сама не знаю, почему говорю это. Зацепин раздражает меня до зубовного скрежета.

— Я все сказал, Лазарева.

— А чего это ты вдруг опустился до нас, грешных? В дорогих клубах девчонки давать перестали?

Он усмехается, делая шаг ко мне, я выставляю вперед ложку.

— Хочешь воткнуть мне ее в глаз? – интересуется Богдан, совершенно не испугавшись.

— С огромным удовольствием. Не веришь, подойди ближе.

Мы играем в гляделки с добрую минуту, просто молчим и пялимся друг на друга. Пока на пороге вновь не появляется выжженная блондинка.

— Ты идешь? – смотрит на Богдана, тот, кивнув, идет за ней, на прощание сделав мне знак: мол, я предупредил.

Сливаю воду без дуршлага, зажав кастрюлю крышкой, все равно их уже не спасти, и быстро ужинаю в комнате. Ну надо же, какие мы! Не хочу портить себе вечер, не хочу тебя видеть. Тоже мне, пуп земли нашелся. Хозяин мира, блин. Повелевает! Я, значит, должна его терпеть, а он еще и издеваться надо мной будет в универе, так? Ну уж нет. Не хочет мира, пусть не думает, что я буду пасовать перед ним. Не буду.

Через пятнадцать минут подобных мыслей я напоминаю себе, что вообще-то приехала сюда учиться и не влезать в истории. Я должна быть разумной и осмотрительной, а значит, остаться в комнате и читать книгу. Только вот, когда заглядывает Саша, я почему-то все равно иду на умывальник.

Здесь восемь сидячих мест и очень накурено. Кто-то стоит, кто-то пристроился на подоконник, если принять в расчет старую деревянную раму, несложно догадаться, что там страшно дует. Богдан сидит у окна, на коленях у него та самая блондинка. Прямо сейчас она обвивает своими руками его шею и что-то шепчет на ухо.

— Уступим девушке место, – весело говорит Саша, и конечно, по закону подлости, мне приходится сесть рядом с Богданом, хотя я и отнекиваюсь, говоря, что постою.