Через минуту глава и единственный участник геологической экспедиции на планете Салактиона-1, грязный, но счастливый, шагал через пляж к мангалу с метровой невидимой клешней наперевес.

Абуладзе было за пятьдесят и, несмотря на грузинские корни, выглядел он стопроцентным славянином. Русые, уже подернутые сединой и редеющие волосы. Круглое добродушное лицо. Пухлые губы. Чуть синеватый, но правильной формы нос. Лохматые темные брови. Обычные серые глаза, покрытый недельной щетиной подбородок с ямкой. Среднего роста, располневший, передвигался Лев Саныч с неуклюжей грацией вышедшего на покой спортсмена-тяжеловеса.

Сцена охоты не привлекла внимания туристов, они игнорировали чудаковатого ученого, а вот Лев Саныч рассматривал их с любопытством. Поймать краба – только половина дела. А для того, чтобы заработать на добыче, следовало быть предельно внимательным и не попасться, как воробью на мякину…

«Кто из потенциальных клиентов может оказаться налоговым инспектором? Коллектором? Напрягись, Лев Саныч. Мысли аналитически».

Худая смуглая старуха с клоком седых волос, торчащих из подмышки, наблюдала за внуком. Мальчик лет двенадцати неуверенно, по-собачьи загребая, плавал вдоль берега.

«Ревизоры? Санэпидемстанция?»

Супружеская пара, блондин и блондинка, с одинаковыми «пивными животиками» аккуратно, чтобы не испачкаться в песке, поднялись с полотенец, неспешно приблизились к берегу и плюхнулись в теплое озеро. Фыркнули как тюлени, перевернулись на спины и уверенно поплыли к другому берегу, сверкая пупками.

«Итак, кто все-таки может прищучить меня за кафе без лицензии? За наличие, так сказать, отсутствия кассового аппарата? А? Неужели никто? Правда, обошлось? Везунчик ты, Абуладзе».

Полная, монументальная, как сфинкс, пожилая мать с дочуркой лет этак тридцати вполголоса обменялись репликами. Дочь легко и грациозно вскочила на ноги, продемонстрировав окружающим тугую попку, облепленную песком. Лев Саныч шумно сглотнул:

– Пожалуй, я бы ее почистил…

Трехмесячное воздержание сказывалось, и геолог не замечал, что разговаривал вслух сам с собой. К счастью, его никто не слышал.

Девушка с улыбкой обернулась к геологу и помахала рукой. Потом разбежалась, нырнула, и ее темная голова появилась между мальчиком и тюленьей парой. «Неужели услышала? Неудобно получилось» – Абуладзе с опозданием покраснел.

Лев Саныч вздохнул, опустил добычу на решетку гриля, подтянул сползшие шорты, и за цепочку поймал пластиковый лист меню, свисавший с крышки. Еще раз осмотрелся, чтобы окончательно удостовериться в том, что его никто не пасет.

По левую его руку стальная лестница вела вверх на платформу. На нижних ступенях сидели трое подростков, затянутых в темную кожу и обутых в горные ботинки. Подростки напоминали тройняшек. Они не купались, видать, уж очень надоели они друг другу в полете и терпеливо потели на солнце. Девушку среди них Абуладзе определил по сладковатому запаху. Три месяца одиночества обострили обоняние. «Три месяца воздержания! Держи себя в руках, Абуладзе!»

На геолога никто не смотрел.

«Эх! Была-не-была! Где наша не пропадала?»

Лев Саныч плюнул на большой палец и бурым ногтем стер запятую в колонке цен на пластиковом меню. Теперь порция «краба» стоила не 4 хэнкесских фунта, а 40, пиво – не 1,5, а 15, и плоды «хлебного дерева» 10 за 10.

– Шоу не желаете? – обратился геолог к молодежи.

Подростки оживились, старуха тоже откликнулась на предложение Льва Саныча. Вчетвером они окружили гриль. Абуладзе повернул газовый вентиль, добавил жару. Сквозь рябь раскаленного воздуха клешня салактионского краба хрустнула, развернулась на всю длину решетки и стала видимой. Все двенадцать фаланг, с тарелку каждая. Зрители восхищенно ахнули.