Геолог не ответил, а скомандовал:

– Пару часов болтаемся здесь, надо позволить дронам хорошенько вгрызться, и ложимся на обратный курс.

– Есть! – Кутельский нажал на кнопку, и винты флаера повернулись вверх, превратив его в вертолет.

– Садиться будем ночью, после прилива.

Гидроплан начал плавно подниматься и окунулся в обычное белое облако.

…Заодно радар проверим, – оборвал собственную песню Кутельский и заново запустил диагностику приборов.

Возвращавшиеся дроны стучали по борту, как будто кто-то невидимый кидался в флаер камнями. Сейчас роботы напоминали не стрелы, а пауков, раздувшихся от съеденной ими породы. Впившись в борт, они, дробно перебирая лапками, сами забирались в грузовой контейнер. Флаер при этом вздрагивал, как от щекотки. Кутельский вел гидроплан у самой воды.

– Хорошая машинка!

Он принял вправо, в открытое море, и взглянул на радар. Прибор показывал, что перед флаером невесть откуда возникло препятствие.

– Что это?

Пилоту никто не успел ответить, потому что едва флаер выскочил из ядовитого тумана, все увидели гигантскую стену воды, несущуюся навстречу.

Чарли выругался, а Лев Саныч потупил взгляд:

– Я же предупреждал. Прилив.

Правую руку пилота вдруг скрутила судорога. Он, удерживая штурвал левой, затряс травмированной ладонью:

– Черт-черт-черт!

Тысячи иголок пробежали от руки к позвоночнику, в глазах у Чарли потемнело, он выпустил штурвал.

– Я сейчас, – его голос слабел, нос гидроплана опасно опустился, – Это от стресса. Сейчас пройдет.

Тут он закрыл глаза и начал сползать с кресла.

– Стоять! – Абуладзе не растерялся, дернул пилота левой рукой за волосы и отвесил правой несколько пощечин.

– Мо! Штурвал!

Эти слова Кутельский услышал сквозь плотный кокон обморока и встрепенулся.

– Не надо, я в порядке, – Чарли дернул штурвал на себя так, словно собирался его вырвать из панели управления, – Давай-давай-давай!

Моника вскрикнула и закрыла глаза руками, а мужчины, не отрываясь, смотрели на растущую перед флаером волну. Неба над волной не было – лишь светло-серая громада второй Салактионы. Пилоту показалось, что ситуация под контролем.

– Ну же, братишка, не подведи! – обратился он к флаеру.

Гидроплан приподнялся над гребнем, но зацепился за него днищем, подняв тучу брызг. На лобовое стекло не попало ни капли, но вода обдала оба двигателя.

Кутельский не шевелился, все также цепко держал штурвал. Гидроплан продолжал набирать высоту. По миллиметру, не допуская крена, пилот положил флаер на обратный курс.

– Вода сильно соленая? – тревожась о двигателях, спросил Чарли геолога, но того вдруг прорвало на «хи-хи».

– Перед вами белый карлик Гиза, который служит солнцем для нашей планеты…

Местная звезда ярко сияла между горизонтами загадочных Салактион.

– Эй там, на палубе! – прервал Кутельский экскурсовода, – Крылья… Намокли…

Пилот вывел моторы из форсажного режима, и тут левый двигатель астматично чихнул.

– Опаньки, – тихо сказал Абуладзе, и прильнул к окну. – Кажись, приплыли…

Флаер поднимался уже не так стремительно, и океан, притягиваемый Салактионой-2, уверенно догонял их, собираясь прижать к планете-соседке, напиравшей навстречу из-за горизонта. Обрезало правый двигатель, через секунду отказал и левый. Тонко свистели вращавшиеся вхолостую винты.

– Оба встали за креслами! Симметрично относительно оси флаера. Быстро!

Моника выполнила команду Кутельского первой, Абуладзе пристроился к ней сзади, брюхом прижался к девичьей пояснице, а спиной к стенке грузового отсека.