Я молчала, сжимая зубы. Отец даже не посмотрел в мою сторону. А мать опустила голову.
Но самое страшное произошло спустя минуту.
Отец отложил ложку, медленно вытер руки о край скатерти и вдруг заговорил. Его голос был ровным, холодным, без эмоций.
– Если будешь перечить братьям, они сделают из тебя ту, которую никто не возьмёт замуж.
У меня внутри всё сжалось. Я не до конца понимала, что это значит, но чувствовала – ничего хорошего.
– Ты слышишь меня? – он поднял на меня взгляд.
Я кивнула.
– Скажи вслух.
Мои губы дрожали, но я заставила себя выдавить:
– Да, отец.
– Вот и хорошо.
Он снова взял ложку и продолжил есть, как будто ничего не случилось. Я сидела, глотая ком в горле, но не проронила ни звука.
Я ждала, что ночью мать придёт ко мне. Что войдёт в комнату, обнимет, погладит по голове. Что шепнёт, что всё хорошо. Что они просто не понимают, что маленькая девочка не заслужила удара. Я ждала всю ночь. Но она не пришла.
Тогда я впервые поняла, что здесь всем на меня наплевать. Что никто не утрёт мне слёзы. Никто не скажет, что меня любят.
Я была сама по себе. И мне придётся самой учиться выживать.
***
В восемь лет я впервые испытала настоящий страх. До этого мне было больно, обидно, горько, но не страшно. Я ещё не понимала, что может быть хуже удара, хуже холодного равнодушия матери, хуже равнодушного взгляда отца. Но в тот день я поняла.
Это началось с пустяка. Я мыла посуду, как делала каждый вечер, пока мои братья сидели в комнате и болтали. Руки были мокрые, губы сжаты. Я торопилась, потому что знала – если задержусь хоть на минуту, брат разозлится. Он уже звал меня, но я не могла бросить посуду – если не домою, потом меня же и накажут за это.
Я пыталась сделать всё быстро, но пальцы скользили по мокрым тарелкам, и страх только мешал.
– Сколько тебя ждать?! – раздражённо бросил он, не поднимаясь с дивана.
Я сглотнула, бросила полотенце и повернулась к нему.
– Я… я только закончила…
– Принеси мне воды.
Я хмуро посмотрела на него. Он сидел, раскинувшись на диване, держа в руках телефон, и даже не смотрел на меня. Просто кинул приказ, как будто я не человек, а мебель. Я посмотрела на него и впервые в жизни сказала:
– Возьми сам.
Тишина разрезала комнату. Как острый нож по натянутой ткани. Братья замерли. Секунда. Две. Я сразу поняла, что совершила ошибку.
Его глаза медленно оторвались от экрана, и он посмотрел на меня другим взглядом. Не просто злым. Опасным.
– Что ты сказала?
Я почувствовала, как внутри всё сжалось. Я не должна была так говорить. Я должна была молчать и подчиняться. Я знала это. Но в тот момент что-то во мне взбунтовалось. Что-то маленькое, глупое, но слишком упрямое.
– Я сказала, возьми сам.
В следующий миг он уже был рядом. Рука вцепилась в мои волосы. Рывок. Я вскрикнула. Боль резанула по коже, и я упала на колени прямо на каменный пол. Слёзы сами навернулись на глаза, но я не позволила им пролиться.
– Ты решила, что у тебя есть голос?!
Он дёрнул снова, заставляя меня поднять голову.
– Ты всего лишь девка! Ты – никто!
Я задрожала. Я хотела закричать, но не посмела. Я не могла ответить, не могла сказать, что мне больно. Потому что это разозлит его ещё сильнее. Он не хотел слышать оправданий. Он хотел слышать только послушание.
– Ты не имеешь права мне перечить!
Я только кивнула, хотя внутри всё кричало. Но ему было мало. Рывок – и меня швыряет в сторону. Я ударяюсь спиной о стену, воздух резко вырывается из лёгких. Грудь сдавило от ужаса.
Я не понимала, за что. За то, что отказалась принести стакан воды? За то, что осмелилась сказать “нет”? Я только начала понимать, что в этом доме женщина не имеет права голоса. Но этого было недостаточно. Я должна была не просто понимать. Я должна была запомнить это навсегда.