– Привет… – пробежалась пальцами по стене, прижалась пылающей щекой и смахнула вырвавшуюся слезу. – Прощай…

Вышагнула из клетки, в которую превратилось моё воспоминание, и громко хлопнула дверью.

– Ольга? – из гостиной вышла мама, поправляя на переносице очки в золотой оправе. – Я не слышала, как ты пришла, а мы таблицу умножения повторяем. Михаил, ма…

– Мама! – вереща от восторга, выбежал мой малыш, оттолкнулся и запрыгнул на шею, обвивая шею ручками. Его маленькие мягкие пальчики автоматически зарылись в волосы на затылке и стали поглаживать неровности от зарубцевавшихся шрамов. Только ему разрешала трогать волосы. Только моему малышу. Он не сделает больно. – Ты всё? А я думал, что с Алиской успею на качелях покататься.

– Успеешь, – чмокнула сына в нос, опустила на пол и махнула в сторону коридора. – Я скоро спущусь, только…

– Только с детской площадки ни на шаг… – как болванчик, закивал Миша, натягивая сандалики. – С чужими дядьками не говорить, конфеты не брать, а в случае чего орать, привлекая внимание. Да?

– Ну, орать – это как-то чересчур, – откашлялась мама и подошла к сыну, чтобы поправить ворот джинсовой курточки. – Михаил, кричать – дурной тон…

– Дурной? – нахмурился малыш и бросил в меня вопросительный взгляд.

– Кричи, милый. Чем громче, тем лучше, – я подмигнула ему, услышала в ответ радостный смешок и хлопок двери.

– Что ты говоришь, Ольга? – всплеснула руками мама и протянула руку, указывая мне дорогу на кухню, можно подумать, я не знаю. – Ты же понимаешь, что учишь плохому? А потом мы удивляемся совершенно истеричным детям.

– Мама, – я проигнорировала отодвинутый для меня стул и взобралась на широкий подоконник, как в детстве, откуда был виден весь двор. Напряженно осмотрела детскую площадку и выдохнула, увидев, как сын выбежал за руку с внучкой нашей соседки. Жиденькие светлые волосы девчушки были стянуты ярко-розовыми резиночками, взметаясь в воздухе, как вспышки. Улыбнулась, рассматривая белые гольфики, что она поправляла постоянно. – Ты знаешь, что по статистике беда с детьми происходит лишь потому, что они боялись кричать. Мы их воспитываем, запрещая шуметь, навязываем, что все взрослые правы. Вот только не все. Некоторые взрослые несут в себе опасность, и я не буду глушить в своем сыне инстинкт самозащиты, если ему не понравится взрослый, то он имеет право кричать, кусаться и убегать. Пусть делает всё, чтобы сохранить себе жизнь. А то, что подумают соседи, меня меньше всего интересует.

– Ты опять с ним спуталась? – отчеканила мама, с грохотом поставив чайную пару на стеклянную поверхность стола. – Ольга, тебя, я смотрю, жизнь ничему не учит, да? Что же ты сама не кричишь? А? Почему? Быть может, это я научила тебя молчать, когда тебя лапает наглый исписанный хулиган?

– Ты серьёзно? – я сначала замерла, пытаясь понять, не послышалось ли мне. Обернулась, но, наткнувшись на знакомый прищуренный рентгеновский взгляд, расхохоталась. Громко и совсем не по-женски кокетливо. – Ты забрала Мишку, чтобы поговорить о Королёве? Серьёзно? Могла просто позвонить и высказаться.

– Я даже имени его слышать в своём доме не хочу! – всплеснула руками мама, руки её тряслись так, что золотистая кофейная чашечка стала дрожать на блюдце, выдавая напряженность в её теле. – И ты забудь, Ольга. Мало он тебе горя принёс?

– А скажи мне, маменька, – я отпила кофе, чтобы смочить пересохшее горло. – А Королёв правда женился? Или ты всё это мне сказала, чтобы я проще пережила, что он уехал в Штаты, забыв обо мне?

– Конечно, правда, – голос её был спокоен максимально, да и лицо не выдало ни единого всплеска эмоций. Не врет…