Я резко поднялся с кровати, надел серую, полинявшую от времени футболку (новой одеждой разживались не все – однотипные костюмы нечасто делали на автоматической фабрике), посмотрел на отражение в зеркале. Угловатое и бледное от постоянного беспокойства за родных лицо; русые волосы отросли до плеч – не хотел стричь; тёмная бородка; глаза с необычными зрачками – синий цвет переходил в зелёный. И некрасивые морщины на лбу и щеках.

Мне двадцать четыре года. Не хочу становиться безумцем. Почему я отличаюсь от беззаботной молодёжи? Сказалось воспитание отца – когда он ещё не стал сумасшедшим, всё время твердил мне: «Не повтори, сынок, моей ошибки… Я потратил время на развлечения, смирился и не искал способы справиться с безумием».

Я тяжело вздохнул, отбросил прочь воспоминания и отправился на работу – чтобы содержать безумных родителей, нужны деньги. Да и сестра ждала ребёночка, потому я не любил, когда она, будучи на седьмом месяце, ночи просиживала за компьютером. Я вообще терпеть не могу игры. Попробовал их на «вкус» лет в пять и забросил. Знакомые считают меня отсталым: у них почти все разговоры касаются игр. Мне плевать; они не задумываются о будущем. Похоже, не верят, что пройдёт два-три года – и они станут помешанными.

Мы с другом Михаилом работаем на фабрике по производству псевдопродуктов – ими питаются все. Что такое настоящая еда, мы знали лишь по визору из старых сериалов и передач – новых никто не снимал, потому что актёрское искусство вымерло. Молодёжь интересовали компьютерные игры, бесплатный интернет и вечерние безудержные тусовки. Последние я не посещал – не по пути со странными людьми. Они дёргаются в безудержном ритме под оглушительную музыку. А если это верный путь к сумасшествию? Тогда не лишне уберечь себя от подобного «удовольствия».

Повседневная рутина поглощала меня полностью: работа на фабрике, забота о сестре и родителях, встречи с друзьями – всё это сливалось в нескончаемую вереницу дней, медленно и неотвратимо приближало к роковой дате. Все мы поневоле смирились с тем, что обречены на безумие, да и не видели выхода из ситуации. Покинуть город, расстаться с привычной жизнью – для меня и других людей подобная мысль сродни сумасшествию: не выживем за пределами привычного цивилизованного мира.

Поэтому мы с Михаилом – он живёт неподалёку – в очередной раз неохотно плелись на работу. Я не знал, как произвожу псевдопродукты. Вся работа заключалась в том, чтобы встать возле угловатого аппарата высотой по плечи и нажимать соответствующие инструкции кнопки. Я выбирал продукт и сверялся с дисплеем: он показывал, сколько различных ингредиентов осталось. Михаил рассказывал, что однажды подменял знакомого и загружал компоненты в другой прибор. Он недоумевал: почему рабочим толком не расскажут о тонкостях технологии? Если случится поломка, кто починит аппараты?

Тёмно-синие солнечные панели домов жадно впитывали утреннюю энергию светила. Чахлые деревья ещё не сбросили листву; люди в это время обычно собирали урожай – так показывали по визору. В передачах мы видели фрукты и овощи (подобные я производил на фабрике), но внешне куда более аппетитные.

Наш городок со всех сторон окружён лесом; никто не ходит вглубь чащи. Поговаривали, что посреди него есть имение, где жители остались в здравом уме – но никто не рисковал проверить это. Люди отвыкли путешествовать; ездить по дорогам никто не желал, и ненужные старые машины годами ржавели на свалке близ города. Но в интернете американцы хвалились, что всё ещё наслаждаются экстремальными скоростями и рассекают по дорогам на автомобилях.