– Нет такого слова «совратиться».

– Значит, будет! Когда сегодня утром я спросил у вас, сколько могу потратить, если потребуется, вы ответили: столько, сколько подскажут здравый смысл и осмотрительность. Я взял пятьсот долларов. Здравый смысл и осмотрительность подсказали мне, что лучший способ потратить их – это устроить засаду наверху и посадить там Фреда. Шестьдесят часов при ставке семь пятьдесят в час дают четыреста пятьдесят долларов. Добавьте полтинник на питание и мелкие расходы, и получится пятьсот. Шестьдесят часов истекут послезавтра, в четверг, в двадцать три тридцать. Я видел Марию, а вы ее не видели, и поскольку вы предоставили…

Зазвонил телефон. Я развернул свое кресло и снял трубку:

– Резиденция Ниро Вульфа…

– Арчи! Я поймал!

– Мужчину или женщину?

– Женщину. Приедешь?

– Сейчас буду. До встречи. – Я опустил трубку на рычаг и встал. – В сети Фреда попалась рыбка. Женского пола. – Я поднял взгляд к часам на стене: без четверти десять. – Надеюсь привезти ее сюда до одиннадцати. Возможно, даже к десяти тридцати. Инструкции?

И тут он взорвался.

– Какой смысл, – взревел он, – давать тебе инструкции?!

Я мог бы поспорить с ним. Пусть назовет хоть один случай, когда я не выполнил инструкций! Разве что чрезвычайные обстоятельства мне помешали. Но с гениями лучше вести себя тактично. Поэтому я ограничился обещанием «руководствоваться здравым смыслом и осмотрительностью» и вышел.

Мне следовало бы прислушаться к ним еще в прихожей и надеть пальто. Я это сразу почувствовал, как только выскочил из дому и направился к Десятой авеню. С реки дул холодный ветер, слишком холодный для мая, но возвращаться я не стал.

Взяв такси на углу, я велел везти меня к перекрестку Восемьдесят второй улицы и Амстердам-авеню. У траншеи все еще мог дежурить коп, но даже если нет, не стоило подъезжать на автомобиле к самому входу в дом.

Полицейского возле ямы не было. Не толпились вокруг и криминалисты-любители. Попадались, правда, обычные прохожие, да подростки околачивались неподалеку. Я свернул у дома номер 156, спустился по трем ступенькам, отпер дверь ключом Мег Дункан и вошел в холл.

На полпути к лифту у меня возникло странное чувство. Кто-то наблюдал за мной. Это ощущение постороннего присутствия, незримого и неслышного, старо как мир, но всегда застает тебя врасплох. У меня оно возникает в нижней части спины. Наверно, будь у меня хвост, я бы его в таких случаях поднимал либо поджимал.

И только во мне забрезжило это смутное ощущение, как дверь справа в трех шагах от меня со скрипом приотворилась, чуть-чуть, всего на какой-то дюйм. Не останавливаясь, я сделал эти самые три шага, протянул руку и толкнул дверь. Она открылась примерно на фут, но мне этого хватило. Свет в комнате не включали, в прихожей разливалась полутьма, но глаза у меня хорошие.

Она даже не шелохнулась.

– Зачем вы это сделали? – спросила она. – Это моя комната.

Что примечательно: прежде мне казалось, что лучше всего она выглядит при ярком свете, а сейчас я находил, что больше всего ей идет полумрак.

– Прошу прощения, – извинился я. – Как вам известно, я сыщик, а сыщикам свойственны дурные привычки. Сколько раз вы были в комнате наверху?

– Мне не разрешают туда ходить, – парировала она. – Да и стала бы я вам рассказывать. Чтобы вы потом передали маме? Простите, я закрываю дверь.

Она так и сделала, и я не стал ей мешать. Стоило бы побеседовать с ней подольше, но с этим придется подождать. Я подошел к лифту, отпер дверь, вошел и поехал наверх.

У человека всегда возникают определенные ожидания, даже когда он сам того не сознает. Пожалуй, я ожидал увидеть напуганную или возмущенную женщину, сидящую на диване или в кресле, и Фреда, не спускающего с нее глаз. Ничего похожего.